Мы почти не затрагивали в нашей работе вопросы национальной политики в советских республиках, в частности потому, что она была уже предметом исследований многих авторов. Вопросы создания СССР в 1922 г., проблемы местного национализма и борьбы с ним - все это гораздо подробнее изучено, чем проблема русская, остающаяся почти белым пятном на исторической карте. Все, что нам оставалось бы здесь делать, - это поставить в соответствие то, что известно о национальной политике, с развитием национал-большевизма.
Уже с самого начала революции в ряде национальных районов возникли течения, которые можно было бы объединить под общим названием "национал-коммунизма". С одной стороны, эти течения были похожи на национал-большевизм, но с другой - резко от него отличались. Это были леворадикальные националистические течения, которые ставили акцент именно на коммунистической идеологии. Как отмечает один из ведущих исследователей этих течений Ричард Пайпс, национал-коммунисты были людьми радикальных взглядов, присоединившимися к революции из-за убеждения в том, что создание коммунистической экономики само собой поведет к уничтожению национального угнетения. Если национал-большевики видели в коммунизме досадную временную добавку к революционному процессу, которая со временем исчезнет, то национал-коммунисты именно в нем видели главную ценность революционного процесса.

Далее, национал-большевизм защищал интересы имперской нации, оказавшейся в состоянии национального кризиса. Он был средством ее выживания. Национал-коммунизм был орудием молодых наций, только еще становящихся на ноги, для которых революция была повивальной бабкой.
И национал-большевизм, и национал-коммунизм были разными сторонами одного и того же процесса - давления национальной среды на новую общественную систему. Но в отличие от восторжествовавшего национал-большевизма национал-коммунизм был разгромлен. Один из самых резких конфликтов был порожден тюркским национал-коммунизмом. Он связан с именем татарского коммуниста Султан-Галиева. Уже в 1919 г. тот выражал сомнение в том, что всемирная классовая борьба, начатая русскими большевиками, изменит судьбы народов колониальных стран. По его мнению, пролетариат развитых стран по-прежнему заинтересован в сохранении своих преимуществ по отношению к колониальным народам.
Захват пролетариатом власти в промышленных странах будет означать для колониальных народов лишь смену хозяина. Вначале Султан-Галиев относил это лишь к пролетариату западных стран, но впоследствии перенес свои взгляды и на Россию.
Если для многих русских нэп вселил надежды на национальное возрождение России, то для Султан-Галиева он оказался утратой всех надежд на интернациональный коммунизм и утратой веры в то, что пролетариат развитых стран может освободить колониальные народы, ибо для него нэп был, так же как и для многих русских, началом возврата к условиям, существовавшим до 1917 года.

Ему не могло не претить заигрывание в партии с русским национализмом, означавшее для него восстановление прежних национальных отношений в стране, о чем свидетельствует его анонимное высказывание в "Жизни национальностей" в 1921 году. Султан-Галиев предлагает программу, которая должна в корне исключить возрождение русского владычества над народами колониальных стран, хотя бы и в коммунистическом обличье. Он предлагает учредить диктатуру колоний и полуколоний над промышленно-развитыми странами, создать Интернационал колониальных стран, противопоставленный Третьему Интернационалу, в котором доминируют западные элементы. Кроме того, он требует создания мусульманской советской республики и мусульманской коммунистической партии.
Султан-Галиев был арестован по приказанию Сталина в апреле или мае 1923 г. Сталин указывал на него как на предателя. Султан-Галиев был первым ответственным работником-коммунистом, арестованным после революции, а Сталин был инициатором этого ареста, как и инициатором разгрома тюркского национал-коммунизма.
Он же возглавил разгром грузинского национал-коммунизма. Грузия в мае 1921 г. подписала договор с РСФСР, признававший ее суверенным государством, но договор этот остался на бумаге. Как только грузинское коммунистическое правительство приняло собственные законы, Сталин, Орджоникидзе и другие русифицированные грузины, находившиеся в Москве, подняли против Грузии настоящую кампанию. По этим законам жительство в Грузии для негрузин и браки между грузинами и негрузинами ограничивались крупными налогами.
Грузинский вопрос стал одним из центральных в конце 1922 - начале 1923 года 1 . Ленин встал на защиту грузинских национал-коммунистов и даже поставил вопрос о целесообразности роспуска только что созданного СССР. Но благодаря его отходу от дел грузинский "национал-уклонизм" был наголову разбит, а все бывшее грузинское руководство было удалено из Грузии и разослано по разным концам страны.
Оставался самый сильный и теперь уже единственный национал-коммунизм - украинский, с которым Москва постоянно боролась все первые годы революции.
В декабре 1920 г. РСФСР и Украина заключили договор, по которому Украина признавалась суверенным государством, но и этот договор остался на бумаге. В мае 1922 г. правительство Украины подало даже формальный протест против того, что РСФСР выступало в международных отношениях от имени Украины.

После создания СССР в декабре 1922 г. статус Украины продолжал постоянно падать. Видный представитель украинского национал-коммунизма Скрыпник даже косвенно выступил в защиту Султан-Галиева, сказав на совещании в ЦК, что его дело - нездоровый симптом наличия национального неравенства, и, чтобы в корне исключить появление таких дел, надо это неравенство исключить. В 1925-1926 гг. появились новые признаки натиска на национал-коммунизм на Украине. Это проявляется в критике перегибов т. н. украинизации, которая ранее не подвергалась сомнению, на что обращает внимание Мордехай Альтшулер.
Поводом для этого явилась инициатива, проявленная Шумским, наркомом просвещения Украинской ССР, который в беседе со Сталиным потребовал усиленной украинизации государственной и культурной жизни в республике и обвинил существующее руководство этой республики, в особенности Кагановича, в том, что оно намеренно препятствует украинизации. Шумский даже предложил персональные замены в украинском руководстве, с тем чтобы во главе республики стали только украинцы. Сталин в ответ на это направил письмо Кагановичу и другим членам ЦК КП(б)У (26 апреля 1926 г.). Согласившись с рядом тезисов Шумcкого, Сталин обвинил его, в частности, в том, что принятие большинства предложений Шумского вызовет антиукраинский шовинизм среди русских рабочих на Украине, а украинизация по отношению к ним станет формой национального гнета. Сталин обвинил украинскую интеллигенцию в антирусских настроениях. Главным примером явился для него украинский писатель-коммунист Хвилевой, требовавший "немедленной дерусификации". "В то время как западноевропейские пролетарии и их коммунистические партии, - возмущался Сталин, - полны симпатий к Москве, к этой цитадели международного революционного движения и ленинизма, в то время как западноевропейские пролетарии с восхищением смотрят на знамя, развевающееся в Москве, украинский коммунист Хвилевой не имеет сказать в пользу Москвы ничего другого, кроме как призвать украинских деятелей бежать от Москвы "как можно скорее". И это называется интернационализмом!"
2-6 июня 1926 г. состоялся расширенный пленум ЦК КП(б)У по вопросу об ошибках в украинизации, а в подтверждение того, что речь идет об общем изменении политики в национальном вопросе, 9 июня состоялся аналогичный пленум и в Белоруссии, посвященный работе среди интеллигенции. Правда, эти изменения пока еще носят ограниченный и не решающий характер, так что в ответ на обвинение Сталина тот же Хвилевой в 1927 г. еще в состоянии вывести в своем новом романе героиню, разоблачающую лозунг "социализм в одной стране".

Говоря об одном русском интеллигенте, она обвиняет его в принадлежности к тем "интернационалистам", которые охотно говорят о национальном самоопределении, но всюду видят "петлюровщину", не замечая свою "устряловщину".
Наряду с тюркским, грузинским, украинским национал-коммунизмом заслуживает внимания и еврейский. Барух Гуревич замыкает его рамками партии "Поалей Цион", но, видимо, еврейские национал-коммунистические настроения были распространены шире. В этой связи любопытно употребление термина "национал-большевизм" в приложении к настроениям, существовавшим среди части еврейских партийных работников.
Параллельно с национальными тенденциями внутри коммунистического движения на национальных окраинах наблюдается встречный процесс: признание национального характера вновь возникших советских республик частью националистов. Если в русском национал-большевизме, напротив, вначале возникает движение к большевизму внутри национальных движений, а потом уж происходит встречный процесс внутри коммунистической партии, в республиках порядок меняется, и это вполне ясно, ибо там и революция происходит в обратном порядке: вначале в обстановке национального возрождения приходят национальные режимы, которые уничтожаются большевиками, в то время как в России революция вначале происходила под знаком русской национальной катастрофы.

Эти встречные движения нерусских националистов стали называть сменовеховством, хотя уподобление русскому национал-большевизму полностью затемняло прямо противоположный смысл этих движений. Большевистские лидеры пользовались этим умышленно. Так, С. Орджоникидзе утверждал, что сменовеховство наблюдается среди грузинской и армянской интеллигенции"3. Поскольку его открыто обвиняли в Грузии в том, что он служит великодержавным русским интересам как русифицированный грузин, ему было важно свести смысл сменовеховства на общую идею сотрудничества с советской властью. В точности так же следует оценивать утверждения советских источников о наличии "украинского сменовеховства", основанные на факте возвращения некоторых национальных украинских лидеров, например М. Грушевского, или же попытки В. Винниченко войти в украинское правительство в 1920 г.
Судьба внутрироссийского национал-коммунизма была предрешена. Он был побежден усиливающимся национал-большевизмом, чтобы воспрянуть вновь лишь после смерти Сталина.
Гораздо сложнее обстояло дело с национал-коммунизмом в зарубежных коммунистических партиях. С этим можно было бороться, но нельзя уничтожить как украинских или же грузинских национал-коммунистов.
Уже известный нам "национал-большевизм" Лауфенберга и Вольфгейма принял антирусский характер.
Для Устрялова это уже не имело значения, ибо он вдохновлялся самой идеей сотрудничества националистов и коммунистов.
Гамбургские коммунисты утверждали, например, что Интернационал является орудием русского империалистического господства. В связи с этим Второй конгресс Коминтерна в августе 1920 г. направил письмо немецким коммунистам.
"В самой Германии, - говорилось в нем, - Вольфгеймы и Лауфенберги делают все, чтобы отдалить вас от коммунизма. Могучую и героическую борьбу русского пролетариата со всемирным капитализмом они оклеветали как борьбу за мировое господство русских коммунистических партийных инстанций... Они стараются отвлечь германский пролетариат от его революционных обязанностей, заявляя, что они отвергли "превращение Германии в русское окраинное государство".
В докладе о международном положении на IV конгрессе Коминтерна Радек защищался от нападок на Коминтерн как на орудие государственных интересов России: "Интересы российского пролетарского государства суть интересы организовавшегося в форму государственной власти российского пролетариата".
Немецкий национал-коммунизм как организованное движение был все же подавлен всесильным тогда Коминтерном. Но, как и внутрироссийский национал-коммунизм, он вновь дал всходы в послевоенный период, начиная в особенности с 1948 г., после разрыва между СССР и Югославией. Ныне мировой коммунизм - это более не единый блок или лагерь коммунистических стран и партий, не находящихся у власти. При малейшей возможности они вступают друг с другом во вражду, которая может стать глобальной.
У коммунизма есть тенденция становиться коммунизмом национальным, как только он приходит к власти. Таков, видимо, исторический рок коммунистического движения. Отношения русского национал-большевизма и окраинных национал-коммунизмов в Советской России двадцатых годов оказались прототипом будущих отношений между коммунистическими странами.

1 Двенадцатый съезд... См. также речь на съезде Махарадзе, который связывал гонения на грузинских коммунистов с ростом сменовеховства.

Национал-большевизм - это радикальное политическое движение, философия которого основана на консенсусе крайне левых и крайне

До сих пор не выработано единого определения и концепции данной политической мысли. Разные идеологи по-своему смотрели на движение и имели собственные идеи. Национал-большевизм был крайне популярен в Германии в межвоенный период и в России после распада Советского Союза.

Зарождение

За всю историю своего существования национал-большевики (нацболы) не смогли создать влиятельного политического движения. Поэтому довольно трудно проследить историю появления данной политической парадигмы.

Считается, что впервые такие взгляды были озвучены в 1919 году. В то время Европу охватил серьёзный политический кризис. Политические идеи, некогда считавшиеся утопическими, реализовались посредством переворотов и революций. В тот период были крайне популярны два новых течения: коммунизм и "неонационализм". Оба лагеря являлись оппозиционными друг другу. Однако некоторые мыслители находили в этих, казалось бы, противоположностях, сходные черты.

Революционное движение

Во многом национал-большевизм обязан своим появлением победе революции в России. Пришедшие к власти коммунисты стояли на позициях интернационализма. Однако некоторые деятели считали, что возможно построение и в дальнейшем коммунизма, основываясь на этнических традициях народов. Такие взгляды были очень популярны в Германии.

Раздираемая гражданскими волнениями страна, которая только что проиграла войну, скатывалась в пучину кризиса. Веймарская республика находилась в тотальной международной изоляции. Пресса и официальные лица европейских держав использовали в отношении немцев такие термины как "самая презираемая нация в Европе" и так далее.

Подобное способствовало росту национализма и сильного понятия единства среди самих немцев. Кроме того, в международной изоляции пребывала и другая страна - Советская Россия. Коммунисты категорически не принимали унижений по национальному признаку и добились значительных успехов в реформах социальной жизни населения. Берлинский профессор Пауль Эльцбахер разрабатывает концепцию союза новой Германии с Советской Россией.

Концепция союза

Прежде всего, у концепции объединения России и Германии, каковой её рассматривал национал-большевизм, была геополитическая подоплёка. Две страны занимали важнейшие места в политической жизни Европы и всего континента. Соединённые Штаты тогда не имели такого влияния на Старый свет, какое появилось у них после Второй мировой войны. Поэтому была высказана мысль, что союз Германии и России будет контролировать весь мир.

Национал-большевики предлагали создать новую политическую платформу на основе большевистской революции, но с сохранением национальных традиций и использованием этнической идентичности как двигателя революции.

Антикапитализм

Идеология национал-большевизма зиждется на радикальном неприятии капитализма. Все теоретики признавали существование классовой войны. В этой сфере парадигма практически полностью копирует взгляды, высказанные коммунистами. В соответствии с теорией считается, что весь мир делится на угнетателей и угнетённых. Но если левые рассматривают капиталистическую систему только как метод экономической эксплуатации, то нацболы рассматривают проблему и с "правой" стороны. Они считают, что капиталистический образ жизни не только исключает равные права на производимые блага, но и приводит к деградации масс.

Безнравственность капитализма активно использовалась нацболами в своей агитации, как впрочем, и коммунистами.

Немецкий взгляд

Фридрих Ленц создаёт организацию "Дер Воркампфер". Национал-большевизм обретает первую политическую партию. Многие исследователи склонны относить братьев Штрассеров к нацболам. Оппоненты Гитлера внутри национал-социалистической партии отвергали патологический расизм своего фюрера и считали, что основные усилия должны идти на борьбу с классовым врагом. Нацболы выступали за полную национализацию всей частной собственности на средства производства. При этом предлагалось ввести жёсткое государственное управление всех секторов экономики. В этом плане национал-большевики были вдохновлены успехами сталинской форсированной индустриализации.

Экономика представлялась как плановая с чётким распределением труда. Ханс Эбелинг написал несколько значимых работ по планированию коллективного хозяйства. Плановый подход был крайне популярен в среде левых западной Европы. Индустриальная эстетика была одним из идентификационных признаков нового национализма и коммунизма.

Национальная идентичность

Основной принцип национал-большевизма предполагал национальные традиции различных народов как двигатель революции. Национальная политика представлялась как достаточно консервативная и традиционалистская. Многие теоретики считали, что только сплочённость народа на основе этнической идентичности поможет построить новое общество. Отношение к религии было разное. Национал-большевики первой и особенно второй волны не были религиозны.

Они считали, что религия лишь проявления национального самосознания, поэтому не выступали против неё так радикально, как это делали коммунисты в России.

В постсоветский период стала очень популярна политическая работа, которую написал Давид Бранденбергер. Национал-большевизм, по его мнению, зародился именно в сталинскую эпоху. Исследователь привёл примеры изменения в советской системе ценностей накануне Второй мировой войны. Советская агитация стала обращаться к национальным русоцентристским мотивам и народным героям прошлого. Делалось это в рамках мобилизации населения перед грядущей войной. Были реабилитированы некоторые деятели царской России: Невский, Кутузов, Распутин и другие. Такие мотивы являются крайне эффективными. Многие политические силы и сейчас их используют.

Национал-большевизм в России

Первые отечественные нацболы появились в среде русской эмиграции. После установления советской власти некоторые диссиденты пересмотрели своё отношение к коммунизму из-за успехов нового режима. Высказывались идеи объединения взглядов и красных большевиков. Некоторые деятели даже писали научные работы и отправляли их в Москву.

Нацболы считали, что замена интернационализма и космополитизма на традиционализм и примордиальный национализм позволят ускорить

Современность

Многие современные нацболы идеализируют сталинскую эпоху СССР, считая её образцом национал-большевистской системы. Во многом это связано с апеллированием советской пропаганды к национальным традициям. После развала Советского Союза в России появилась первая национал-большевистская партия. Её лидером был Наравне с ним во главе стоял философ Дугин и певец НБП запомнились рядом довольно громких акций прямого действия в девяностых годах.

Нацболы захватывали административные здания, срывали заседания правительства, нападали на коррумпированных чиновников.

Движение критиковали как левые, так и правые. Национал-большевизм и троцкизм были всегда в жёсткой оппозиции друг к другу, несмотря на схожесть идей. Также критику

Также нацболы подвергаются критике "справа". Либералы и центристы не принимают резкие антикапиталистические позиции. В девяностых годах национал-большевистское движение приняло поистине широкий размах. Разнообразные объединения были во многих постсоветских странах. В России некоторые нацболы получили большие сроки лишения свободы при довольно странных обстоятельствах. После ареста большинства активистов движение пошло на спад. На данный момент в России и постсоветских странах нет ни одного легального национал-большевистского движения.

Сегодня выражение «национал-большевизм» неизбежно вызывает ассоциацию с Эдуардом Лимоновым, однако данный политический феномен уходит своими корнями в 20-30 годы и связан с такими мыслителями, как Эрнст Никиш и Николай Устрялов, которые, каждый своим путем, пришли к аналогичным политическим взглядам.

Впервые термин «национал-большевизм» был использованы в конце Первой мировой войны немецкими коммунистами Генрихом Лауфенбергом и Фрицем Вольфхаймом. Они призывали советы немецких рабочих и солдат отказаться от соглашений Версальского договора и начать национально-революционную войну в союзе с Советской Россией против капиталистического Запада. Национал-большевизм можно рассматривать как левое крыло в «консервативной революции». Наверное, ближе всего этому течению стоял Э. Юнгер. К представителям данного течения также можно отнести Карла Отто Петеля, Вернера Ласса, Пауля Эльцбахера, Ганса фон Хентинга, Фридриха Ленца, Бодо Узе, Беппо Ремера, Хартмута Плааса, Карла Трегера. Но, центральное значение в этом движении имел немецкий философ и политик Эрнст Карл Август Никиш (1889-1967). Удивительным образом, параллельно идеи национал-большевизма разрабатываются русским правоведом и политическим мыслителем, идеологом т.н. «сменовеховства», Николем Васильевичем Устряловым (1890-1937).

С одной стороны, спецификой национал-большевизма является его повышенный интерес к опыту русского большевизма и советскому проекту, с другой – неприятие левого интернационализма с их глобалистским проектом мировой революции и коммунизма. При этом национал-большевизм не является национализмом в обычном смысле этого слова. Национализм, как правило, связан с идеей национального государства (état-nation ). Для национал-большевизма, согласно Устрялову, высшей формой государства является полиэтническая империя. Если и должен быть государствообразующий народ, то это не подразумевает национальной унификации или неравенства этносов.

Эрнст Никиш

Свой путь политика Никиш начинал в сфере «левой» политики. Он был членом Социал-демократической партии Германии, но в 20-е годы его мировоззрение претерпело изменения в сторону национализма, в результате чего в 1926 г. его он был исключен из партии. В дальнейшем Никиш вступает в Старую социалистическую партию Саксонии , которую ставит под свой контроль. Благодаря знакомству с Августом Виннигом Никиш сближается с представителями «консервативной революции».

Постепенно в своем журнале «Сопротивление » («Widerstand ») он разрабатывает идеологию национал-большевизма. Вокруг него сплотился круг единомышленников, получивший аналогичное название. «Сопротивление » находилось в оппозиции Веймарской республики с ее либерализмом, капитализмом и западными влияниями.

Следует отметить, что Никиш известен своей резкой критикой нацизма. Он раньше других «консервативных революционеров» осознал опасность Гитлера для Германии. Уже в 1932 г. он написал памфлет «Гитлер - злой рок для Германии », а после прихода нацистов к власти встал в оппозицию режиму и стал, по сути, единственным публичным его критиком. Никиш осуждал антикоммунистическую истерию и атиславянский расизм нацистов. Большевизация Германии, по мнению Никиша, стала бы меньшим злом, чем национал-социализм. Он уподоблял агрессивные планы Гитлера против СССР крестовому походу 1240 г. со стороны «романского мира». Гитлер для него лишь агент Запада и «романского мира» (Никиш отмечал его австро-католическое происхождение), а не вождь немецкой нации:

«Против Советского Союза Гитлер стоит в едином фронте с остальными западными державами. … Тот, кто придерживается западных духовных ценностей и благ западной цивилизации, держит сторону Версаля; он поступается Германией, чтобы не ставить под удар эти ценности и блага. Это перебежчик, пусть даже он надеется на «консервативный синтез», связывающий Европу и немецкий национализм в неком «высшем единстве».

Западную природу нацизма демонстрируют его расизм, культ вождя, симпатии к Англии, компромисс с финансовым капиталом, мелкобуржуазное желание стабильности, отсутствие прусской сдержанности и строгости. Нацизм, по его словам, представляет собой «чисто буржуазное явление, последний ядовитый цветок буржуазного мира, характеризующийся византизмом, поверхностным оптимизмом, дилетантизмом, господством и недостаточной трезвостью ».

Никиш находился в подполье до 1937 г., пока не был арестован гестапо и депортирован в концентрационный лагерь, где находился до 1945 г. Став гражданином ГДР, он преподавал социологию в Берлинском университете им. Гумбольдта . После подавления рабочего восстания в 1953 г. он решил перебраться в Западный Берлин, где и провел остаток своих дней.

Особенностью немецкого национал-большевизма в сравнении с остальными теориями немецкой «консервативной революции» был особый интерес к опыту русского большевизма. Вместе с Юнгером Никиш был членом «Общества по изучению советской плановой экономики », а в 1932 г. посетил СССР, где встретился с Карлом Радеком. Национал-большевизм принимает идею классовой борьбы и социальной революции, которая должна освободить рабочего. При этом подчеркивается, что такая революция возможна лишь в контексте национальной революции:

«Только воля к классовой борьбе как политический орган и национальное вместилище воли к жизни освободит народы».

Марксистская идея пролетарской организации класса должна быть расширенна до идеи пролетарской организации всего народа, что должно привести к освобождению национального целого. Внутренняя борьба должна сопровождаться борьбой с нациями-эксплуататорами.

Абсолютным врагом для национал-большевизма на геополитическом уровне является капиталистический либеральный Запад. Отсюда идея Никиша о союзе Германия с СССР (германо-славянский блок «от Владивостока до Флессингена») с целью сокрушения западных буржуазных стран. Подобно Мёллеру ван ден Бруку, Никиш писал в работе «Третья имперская фигура » об «общности судеб» немцев и русских и о необходимости «восточной ориентации» для Германии.

История Европы рассматривается им как борьба «романского духа» (Запад) и «германского духа». Германия по своей сущности не относится к западной цивилизации, поэтому необходимо «провести полное отделение от Запада… В странах Запада к немцам относятся как к неполноценным, на Востоке же они – ведущая сила. Тем, чем был Рим для Запада, должен стать Потсдам для Востока. Мировое господство всего римского прошло, на очереди – Восток ».

Большевизм для Никиша не был тождественен марксизму. Последний был лишь внешней оберткой национальной революции. Революция 1917 г. была поистине русской революцией. Он писал, что если «Вашингтон означает господство недочеловеков и неполноценных», то Москва – «означает рождение нового ордена, нового дворянства». Благодаря тому, что большевизм разрушил буржуазные формы, началось возрождение России, «идущее из глубин первобытных славяно-азиатских инстинктов». Марксизм к этим инстинктам добавил лишь уверенность в победе и осознание собственной миссии, они обеспечили мобилизацию и подъем русской воли к жизни. В соответствии с чаяниями своего народа, Россия стала «тотальным государством», хотя марксизм бы предпочел смести государство полностью.

Идеология национал-большевизма получила свое окончательное оформление в работе Никиша «Третья имперская фигура» (1935). Третья имперская фигура – это рабочий. Данный концепт тесно связан с понятием «Рабочего» у Э. Юнгера. Это новый тип человека, субъект новой эпохи. Для него характерны коллективизм, дисциплина и способность подчиняться. Его свобода есть включенность в работу, способность мобилизоваться. Рабочий Никиша воплощает в себе «прусское начало». Рабочий как третья фигура приходит на смену двум фигурам прошлого – «вечному римлянину» и «вечному жиду». Фигура рабочего утвердит новую форму господства, основанную на имперской идее и подчинении мертвящей техники.

Николай Устрялов

Устрялов в своем политическом пути прошел от либерализма к антилиберализму, что характерно для многих политических мыслителей в России. В студенческие годы он примкнул к партии кадетов (хотя и к их «правому» крылу). Устрялов восторженно принял Февральскую революцию, видя в ней шанс преображения России и дальнейшего национального возрождения (однако позднее оценивал ее как национальный позор и начало распада государства). Октябрь же им расценен как национальная катастрофа, а большевики как фанатики бредовой идеи о мировой революции, для которых Россия – лишь средство для реализации этой идеи.

В Гражданскую войну он оказался в стане Колчака. Будучи сам демократом, Устрялов, как политический реалист, склонял Колчака к установлению диктатуры. После краха Колчака, он приходит к выводу, что большевики в данный момент являются единственной силой, способной сохранить Россию. Большевики, которые стали объединять страну и сражаться с интервентами, в его глазах оказались большими патриотами, чем белые со своими интригами с т.н. «союзниками». Устрялов пришел к выводу, что русский патриот ради России должен поддержать большевиков:

«С точки зрения русских патриотов, русский большевизм, сумевший влить хаос революционной весны в суровые, но четкие формы своеобразной государственности, явно поднявший международный престиж объединяющейся России и несущий собою разложение нашим заграничным друзьям и врагам, должен считаться полезным для данного периода фактором в истории русского национального дела».

В 1920 г. Устрялов эмигрировал в Харбин, где преподавал в Харбинском университете и работал в советских учреждениях Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) . Со временем у Устрялова появляются единомышленники – т.н. «сменовеховцы» (Ключников, Бобрищев-Пушкин, Потехин, Лукьянов и др.) и евразийцы (Савицкий и левые евразийцы, Эфрон, Сувчинский, Святополк-Мирский и др.). Сохранилось письмо Устрялова к Сувчинскому от 1926 года, где он указывает на свою близость евразийству:

«Слывя сменовеховцем, я в действительности ближе к евразийству, чем к недоброй памяти европейскому сменовеховству. Недавно в статье Петра Струве («Возрождение», 7 октября) прочел, что левое евразийство тождественно «национал-большевизму». Кажется, Струве, в известной мере, прав».

Устрялов даже открыто называл себя левым евразийцем, хотя евразийцев считал скорее философами, себя же – политическим публицистом. Что касается «сменовеховцев», Устрялов, хотя и старается держаться от них несколько в стороне, публикуется в их изданиях. Сначала в их первом сборнике «Смена вех » (Прага, 1921), а позднее в «Накануне » и в советском издании «Россия ».

Большевистские лидеры внимательно следили за работами Устрялова. Ленин требовал обеспечить своевременное получение «Смены вех » и «Накануне », а в 1925 г. на XIV съезде ВКП(б) Устрялова упомянул Сталин, затронув идеологию сменовеховства. Устрялова резко критиковали Зиновьев, Бухарин и Рютин.

Приняв советское гражданство, Устрялов посещает СССР в 1925 г. Его интуиции подтвердились, и он увидел, что Россия возвращается в русло своего национального бытия, что происходит «национализация Октября». В 30-е годы Устрялов полностью поддерживал Сталина как государственника, строящего за национальную империю, что было закомуфлированно в тезисе «социализм в отдельно взятой стране». Он также приветствует разгром «ленинской гвардии». По убеждению Устрялова, Сталин открыто в своей политической практике перешел на позиции национал-большевизма. Сталин, по мнению многих исследователей, в свою очередь, был не только знаком с работами Устрялова, но и подвергся их влиянию. Троцкий открыто называл Сталина устряловцем и русским империалистом.

В 1935 г. Устрялов, по-видимому, из-за распространения в Харбине русско-фашистских и антисоветских настроений, теряет работу в университете. В том же году СССР продает КВЖД Японии, что вынуждает его вернуться в СССР. В Москве он преподает в вузах, печатается в «Правде » и «Известиях ». Однако в 1937 г. по ложному доносу о шпионаже в пользу Японии Устрялов был арестован и приговорен к расстрелу.

Учение о государстве устряловского национал-большевизма можно назвать этатизмом . Устрялов полагал, что современное человечество развивается под знаком государственности, поскольку сегодня только государство может стать тем единым целостным началом, которое может скрепить такое многообразное явление, как историческая жизнь народа. В полном соответствии с политическим учением Платона, о котором написал работу, он полагал, что «принцип государственного блага освящает собою все средства». Устрялов, подобно «консервативным революционерам» и евразийцам, понимал государство органицистски:

«…государства – те же организмы, одаренные душой и телом, духовными и физическими качествами. Государство – высший организм на земле и не совсем неправ был Гегель, называя его «земным богом».

Поскольку для государства стремление к расширению является естественным (это требование «исторического духа»), высшей формой государства является империя, объединяющая множество народов. Империя обладает великой культурой, которую характеризует многообразие, «цветущая сложность», как сказал бы К.Н. Леонтьев.

Вообще, Устрялов (вслед за К.Н. Леонтьевым и Н.Я. Данилевским) был убежден, что

«лишь «физически» мощное государство может обладать великой культурой. Души «малых держав» не лишены возможности быть изящными, благородными, даже «героичными», но они органически не способны быть «великими». Для этого нужен большой стиль, большой размах, большой масштаб мысли и действия».

XX век Устрялов называет веком империализма («великодержавия»), когда каждая сильная нация создает свою специфическую империю. Он пишет о германском, английском, американском, турецком и российском империализмах. При этом он осуждает империализм, который относится к окружающим народам презрительно и грабительски. Содержанием истории является столкновение различных империализмов, в результате чего меняется «политический ландшафт» мира. В этом Устрялов видит особую красоту, «печать высшей мудрости» и «приговор исторического духа».

Государство Устрялов рассматривал не только как властный аппарат или управленческую организацию, противопоставляемую обществу, но как организм, который составляют следующие элементы: территория, население, власть .

Территории он придавал наибольшее значение как самой ценной части «государственной души», поэтому его можно считать представителем русской геополитической мысли.

Идеология же вторична по отношению к бытию государственного организма. Это положение было определяющим для Устрялова в его принятии советского режима с его чуждой русской цивилизации идеологией. Если есть власть, народ и территория, то душа государства неизбежно преобразит любую идеологию в «почвенном» ключе, в соответствии с национальным характером. Поэтому Устрялов предрекал «обрусение коммунизма».

Что касается власти, то Устрялов считает форму правления исторически обусловленной. Для Средних веков подходила монархия, для Нового времени – парламентская республика. В XX веке имеет место закат «формальной демократии», т.к. пришли в упадок «идеалы 1789 года». Устрялов указывает на лицемерие современного парламентаризма, который прикрывается «волей народа», т.к. на самом деле политику делает инициативное меньшинство. Поскольку современное общество тяготеет к солидаристским и социалистическим идеологиям, грядет время, когда «формальная демократия» переродится в свою противоположность, индивидуализм XIX века превратится в этатизм XX века.

Грядущий политический строй Устрялов, вслед за О. Шпенглером, называет «цезаризмом». Цезаризм является тоже своего рода демократией, поскольку народ передает власть «инициативному меньшинству», завершенному «инициативнейшей фигурой». Примеры возникающего цезаризма Устрялов находит не только в СССР, Италии, Германии, но даже в Англии и США, которые прикрываются фасадом «формальной демократии».

Будучи этатистом и консерватором, Устрялов был далек от революционного романтизма, он считал, что революционный взрыв следует «предотвращать до последней минуты, не теряя надежды обойтись без него». Но, тем не менее, революция – это, порой неизбежный, факт реальности. Революция есть выявление затянувшейся болезни государственного организма, она есть «вскрытие нарыва», которое необходимо для исцеления. Революция, таким образом, может иметь положительный, катартический характер для государства. Так, русская революция, несмотря на все принесенные ею ужасы, в целебном огне рождает новую Россию,

«которая чается нам свободной от грехов России прошлого, хотя и глубоко связанной с ней единством субстанции, дорогих воспоминаний, единством великой души…»

При этом чтобы революция была подлинной и завершилась зарождением новой государственности, она должна быть народной, и не важно, под какими лозунгами этот народ стоит. Такая революция черпает из глубин народного духа творческие начала для нового строительства.

Схема диалектического развития революции такова: якобинство-термидор-бонапартизм. Якобинство – разрушение старого государства; здесь может царить террор и полный разрыв с национальными традициями. Термидор – период органической контрреволюции. Крайности революции уничтожаются самими революционерами, которые переходят к государственному строительству. Это не возврат назад и отказ от революции, но выявление истинных задач революции, которые были неведомы самим революционерам. Бонапартизм есть синтез якобинства и термидора:

«Он – сгусток подлинно революционных соков, очищенных от романтических примесей утопии с одной стороны и от старорежимной отрыжки с другой. Он – стабилизация новых социальных интересов, созданных революцией… Это – реакция, спасающая и закрепляющая революцию, по речению Писания: не оживет, аще не умрет».

Кроме того, бонапартизм есть синтез дореволюционного государства и послереволюционного государства, или возвращение государства в свое национальное русло, но на качественно новом уровне. «Бонапартом» русской революции Устрялов считал Сталина. Сталинизм она рассматривал как органическую для России форму цезаризма.

Если говорить конкретно о большевистской идеологии, то Устрялов конечно не принимал ее атеизм, материализм, экономический детерминизм и другие положения, но он находил в ней близость христианским ценностям, в отличие от нацизма и фашизма, имеющих, по сути, языческую природу. Это касается идей социальной справедливости, братства, творческого преобразования природы. Устрялов пишет:

«В большевистской воле к новой земле и к новому небу неуклонно набухают все предпосылки подлинно трудового, религиозно-творческого отношения к миру и человеку – в то время как в большевистском интеллекте все еще пузырится и топорщится старый мелкобуржуазный, интеллигентский атеизм».

Сегодня, когда дихотомия «левого» и «правого» более нерелевантна, когда мы наблюдаем окончание все трех политических идеологий Модерна (либерализм, коммунизм, национализм), все более актуальными становятся модели, которые не укладываются в привычные для нас схемы политического анализа: консервативная революция, евразийство, новые правые, идентаризм, альт-райт и др. В этом контексте изучение наследия немецкого и русского национал-большевизма оказывается, на наш взгляд, весьма важным и необходимым для выработки новой политической теории и идеологии.

Примечания

Вообще, Устрялов полагал, что на ранних этапах своего развития государство было связано с племенем, расой, народностью, но в итоге оно приобрело независимое и самодовлеющее значение. Такое государство скорее создает народ, чем народ это государство.

Никиш Э. (вып. 1). – М., 2011. С. 211.

НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИЗМ
разновидность коммунистической идеологии, пытающаяся соединить космополитические идеи Маркса и Ленина с национальными, патриотическими взглядами русского народа.
Используя псевдомессианские мотивы «последнего и решительного боя», спекулируя на естественном многовековом стремлении людей к «царству всеобщего братства и справедливости», большевикам удалось обольстить русский народ, замутить и исказить его исконное христианское самосознание, искалечить и растлить соборную душу России, привычно, легко и быстро откликавшуюся на всякий мессианский зов. Народ согрешил, поверив лукавым вождям и лживым пророкам, - он поддался дьявольскому соблазну: собственными усилиями, без Бога построить «рай на земле».
Только такая великая, всемирная, абсолютная цель могла в какой-то мере оправдать в глазах русского человека те неимоверные жертвы, которые год за годом требовала от него «пролетарская» власть. Только поверив, что все они необходимы для достижения окончательного, вечного мира и «всечеловеческого братства», мог русский человек скрепя сердце согласиться на утерю своих привычных ценностей. Многие из тех, кто громил древние святыни и безжалостно уничтожал «классовых врагов», делали это, искренне веря, что вот, еще одно, последнее усилие - и распахнутся сияющие ворота в то самое «светлое будущее», которое им так уверенно обещали.
По сути дела, доктрина коммунизма узурпировала, извратив и опошлив, те неисчерпаемые источники могучей религиозной энергии, которые веками питали русскую жизнь, обеспечивая духовное здоровье народа и величие державы.
Но такая узурпация имела свои неизбежные «издержки». Главная из них заключалась в том, что - в своем большинстве - благонамеренные и доверчивые русские коммунисты принимали всерьез все провозглашенные лозунги. Они бесхитростно и рьяно стремились к созидательному труду, искренне намереваясь строить то сказочное царство всеобщего братства, о котором твердило «единственно верное» учение. Разрушительная, губительная сила дьявольского «совдеповского» механизма в этой вязкой благонамеренной среде слабела год от года, несмотря ни на какие усилия «посвященных» механиков, безраздельно, казалось, контролировавших все его важнейшие элементы.
Практически сразу же после революции в административно-управленческом сословии СССР сложились две фракции, две различные партии, непримиримые по своему отношению к стране, в которой они властвовали. Одна часть искренне ненавидела Россию и ее народ, видя в ней лишь полигон для испытания новых идей или запал для взрыва «мировой революции». Вторая, в меру своего искаженного понимания, все же радела об интересах страны и нуждах ее населения. Борьба между этими фракциями длилась - то затихая, то разгораясь с новой силой, но не прекращаясь ни на миг, - вплоть до уничтожения СССР в 1991.
Великая Отечественная война стала в этой борьбе переломным этапом. Уже к концу 30-х годов созрели предпосылки для пробуждения русского патриотизма и национального самосознания народа, которым к тому времени два десятилетия кряду правили, от имени которого беззастенчиво выступали откровенные русофобы - по большей части инородцы, превратившиеся в настоящий привилегированный, «эксплуататорский» класс. Когда же война со всей остротой поставила вопрос о физическом выживании русского народа и существовании государства - в национальной политике советского руководства произошел настоящий переворот.
Нет, ни одна из догм официального коммунистического мировоззрения не была ни отвергнута, ни даже слегка пересмотрена. Но реальное содержание «идеологической работы в массах» изменилось резко и принципиально, обретя несомненные национал-патриотические черты. При этом - надо отдать Сталину должное - пересмотр осуществлялся решительно и целенаправленно во всех областях: от культурно-исторической до религиозной.
Русская история и национальная культура из объектов глумления, грязных оскорблений и нападок вдруг превратились в объекты почитания, вернулись на свое законное, почетное место. И, несмотря на то что сделано это было весьма избирательно и непоследовательно, результаты не замедлили сказаться повсюду - на фронте и в университетских аудиториях, среди партийных функционеров и простых крестьян.
Ученые вдруг заговорили о том, что «обличения русского народа» могут быть «по вкусу» лишь «тем историкам, которые не сумели понять глубоких дарований, великой умственной, социальной и технической энергии, заложенных в русском народе», что «насмешки... над невежеством и варварством русского народа» антинаучны, что подобные обвинения есть «злостный миф, заключающий в себе суждения большей части европейцев о России и русских людях». Вдруг оказалось, что на подобный «обвинительный акт» у России есть достойный ответ, причем «отвечает уже не наука, а вся многообразная жизнь русского народа».
Столь же серьезными были изменения и в области церковно-государственных отношений. 4 сентября 1943 на совещании, проходившем в одной из загородных резиденций Сталина, было решено пересмотреть государственную политику в области религии. В тот же день в Кремле Сталин принял специально доставленных по такому случаю из разных концов страны виднейших православных иерархов: патриаршего местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского), ленинградского архиерея митр. Алексия (Синайского) и экзарха Украины митр. Николая (Ярушевича).
Сталин - подчеркнуто - начал беседу с того, что высоко отозвался о патриотической деятельности Православной Церкви, отметив, что с фронта поступает много писем с одобрением такой позиции духовенства и верующих. Затем поинтересовался проблемами Церкви.
Результаты этой беседы превзошли всякие ожидания. Все до единого вопросы, которые были поставлены иерархами, говорившими о насущных нуждах клира и паствы, были решены положительно и столь радикально, что принципиально изменили положение Православия в СССР. Было принято решение о созыве архиерейского собора и выборах патриарха, престол которого 18 лет пустовал из-за препятствий со стороны властей. Договорились о возобновлении деятельности Священного Синода. В целях подготовки кадров священнослужителей решили вновь открыть духовные учебные заведения - академии и семинарии. Церковь получила возможность издания потребной религиозной литературы - в том числе периодической.
В ответ на поднятую митрополитом Сергием тему о преследовании духовенства, о необходимости увеличения числа приходов, об освобождении архиереев и священников, находившихся в ссылках, тюрьмах, лагерях, и о предоставлении возможности беспрепятственного совершения богослужений, свободного передвижения по стране и прописки в городах - Сталин тут же дал поручения «изучить вопрос». Он в свою очередь предложил Сергию подготовить список священников, находящихся в заточении, - и немедленно получил его, ибо такой список, заранее составленный, был митрополитом предусмотрительно захвачен с собой.
Итоги внезапной «перемены курса» стали поистине ошеломляющими. В несколько ближайших лет на территории СССР, где к началу войны оставалось, по разным данным, от 150 до 400 действующих приходов, были открыты тысячи храмов, и количество православных общин доведено, по некоторым сведениям, до 22 тысяч. Значительная часть репрессированного духовенства была возвращена на свободу. Прекратились прямые гонения на верующих и дикие шабаши «Союза воинствующих безбожников», сопровождавшиеся святотатственным пропагандистским разгулом.
Русь оживала. Церковь выстояла. В беспримерной по своему размаху и ожесточению войне с Православием богоборцы были вынуждены отступить.
Знаменитый сталинский тост на победном банкете - «За великий русский народ» - как бы подвел окончательную черту под изменившимся самосознанием власти, соделав патриотизм наряду с коммунизмом официально признанной опорой государственной идеологии. Православному читателю будет небезынтересно узнать, что ни Гитлер, начиная роковую для него войну с Россией, ни Сталин, завершая ее столь знаменательным тостом, вероятно, понятия не имели о пророчестве, еще в 1918 произнесенном в Москве блаженным старцем, схимонахом Аристоклием. «По велению Божию, - говорил он, - со временем немцы войдут в Россию и тем спасут ее (от безбожия. - Прим. авт.). Но в России не останутся и уйдут в свою страну. Россия же затем достигнет могущества больше прежнего».
Могущество СССР как геополитического преемника Российской Империи после Второй мировой войны безусловно возросло до невиданных размеров. Внутри же его правящей элиты по-прежнему шла смертельная борьба «националистов» и «космополитов». Фракцию внутрипартийных «славянофилов» к этому времени возглавил Жданов.
С 1944 он работал секретарем ЦК ВКП (б) по идеологическим вопросам, до этого десять лет совмещал работу в Центральном Комитете с руководством Ленинградской партийной организацией, имел широкие связи, крепкий «тыл» в партийных низах и являлся одним из самых влиятельных советских вельмож. В 1946 Жданов выступил с резким осуждением «безродных космополитов», что - применимо к области мировоззрения и культуры - означало признание глубинных, многовековых национальных корней русского самосознания. В развитие этих новых идеологических установок ЦК в том же году принял ряд постановлений, «канонизировав» таким образом процесс «разоблачения и полного преодоления всяких проявлений космополитизма и низкопоклонства перед реакционной культурой буржуазного Запада».
Торжество «националистов» оказалось, однако, недолговечным. Главным противником Жданова во внутрипартийной борьбе был всемогущий Берия. И если в прямом столкновении он проиграл, то в области тайных интриг удача оказалась на его стороне. Два года спустя, когда Жданов умер, Берия использовал замешательство противников для того, чтобы «раскрутить» в Ленинграде - главном оплоте внутрипартийного национализма - грандиозный процесс по типу довоенных судебных инсценировок, под прикрытием которого попытался осуществить чистку партийного аппарата от «перерожденцев-националистов».
Митрополит Иоанн (Снычев)

Источник: Энциклопедия "Русская цивилизация"

Смотреть что такое "НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИЗМ" в других словарях:

Национал большевизм, национал большевизма … Орфографический словарь-справочник

- (НБ) политико философская парадигма, возникшая в среде русской эмигрантской интеллигенции, суть которой заключалась в попытке соединить коммунизм и русский национализм. Отличается от «национал коммунизма», под которым понимают соединение… … Википедия

Национал-большевизм - идейное течение, возникшее в среде белоэмигрантской интеллигенции в нач. 1920 х гг., признававшее большевист. рев цию началом необходимого этапа нац. развития и укрепления рос. государственности. Термин впервые был использован К. Радеком в… … Российский гуманитарный энциклопедический словарь

М. 1. Направление в политике и идеологии, сочетающее идеи большевизма и национализма [национализм 1.]. 2. Переход от утопических мечтаний о мировой революции к решению задач национального строительства, к возрождению хозяйства, промышленности, к… … Современный толковый словарь русского языка Ефремовой

национал-большевизм - национ ал большев изм, а … Русский орфографический словарь

национал-большевизм - (2 м), Р. национа/л большеви/зма … Орфографический словарь русского языка

Лидер … Википедия

Партия провозгласила левый курс. Необходимо определить к чему мы движемся и с какой целью. Необходимо определить место национал-большевиков в левом спектре оппозиции. Потому что само понятие «левый» в современном мире сильно размыто и порой объединяет диаметрально противоположные течения. Левые - это и сторонники диктатуры пролетариата, и мечтатели о безгосударственном обществе. Это и профсоюзные активисты, и борцы за права всевозможных меньшинств. Будет ли партия проповедовать вегетарианство среди бомжей? Или, быть может, выступать за проведение гей-парадов? Разумеется, нет.

Для начала нужно ответить на вопрос: является ли национал-большевизм левой идеологией? Ортодоксы возмутятся: «Мы не левые и не правые, но…» Но всё же, национал-большевизм - это левая идеология. Исторически так сложилось. Корни национал-большевизма - в левом движении.

Эрнст Никиш, немецкий национал-большевик №1, в своей автобиографии «Жизнь на которую я отважился» пишет о том влиянии, которое оказал на него Карл Маркс (но прежде: Ницше). Никиш являлся выходцем из немецкой социал-демократической партии, долгое время участвовал в профсоюзном движении, а в 1918 году даже был избран президентом Баварской Советской республики (просуществовала пару месяцев), за что был судим Веймарским правительством. При этом он активно разоблачал всевозможные ловушки «немецкого народного социализма» от «фольк-социализма» Мёллера ван ден Брука до «прусского социализма» Шпенглера. Что в конечном итоге привело его к яростной борьбе с национал-социализмом. При этом от критики Никиша не ушли и «левые» нацисты братья Штрассеры. Послевоенные работы Никиша посвящены критике буржуазного общества и могут (вернее, должны) быть поставлены в один ряд с трудами Дебора и Маркузе.

К слову, Николай Устрялов - другой пророк национал-большевизма, был видным членом кадетской партии (аналог современного «Яблока»), в круг его ближайших знакомых и коллег входили представители экономизма - легального марксизма (Струве, Туган-Барановский).

Национал-большевизм, как следует из самого словообразования, является производным от большевизма. Об этом я уже говорил в статье . Формулировка кажется мне удачной, поэтому повторюсь: «субстанциональным элементом в идеологии являлся большевизм (в первую очередь как метод и практическая реализация революционной политики), а не национализм, выступающий объективным, естественным требованием времени и условий ». Чтобы было ещё понятнее: без большевизма, вне большевизма, национал-большевизм невозможен.

Большевизму суждено было родиться на русской почве, до этого обильно подготовленной всей русской революционной традицией - от декабристов до народников - существование которой невозможно отрицать. (Стоит отметить, что собственно до начала ХХ века, т.е. до появления убогого российского парламентаризма, русские революционеры равнодушно относились к делению на «левых» и «правых».) Тяга русского народа к социализму, к обществу равенства и справедливости, существовала всегда. Большевики во главе с Лениным вооружили это стремление к лучшему миру сильным - по тем временам - методом: марксистской диалектикой. (Читаем у Маяковского: «марксизм - оружие, огнестрельный метод, применяй умеючи метод этот»). И именно ленинская группировка (зачастую остававшаяся в меньшинстве) сумела адаптировать эту сугубо западную по-немецки рациональную идеологическую конструкцию к реалиям Российской империи. (Другому ленинскому оружию - партии революции - следует посвятить отдельный рассказ).

И Никиш, и Устрялов разглядели в русском большевизме нечто большее, чем просто крайнее, экстремистское течение марксистской социал-демократии. Они увидели в нём по-настоящему народное движение. От революционной интеллигенции оно передалось рабочим, от рабочих - крестьянам, и охватило всю Россию. Старые классы - аристократия и буржуазия - были вынуждены либо бежать, либо приспосабливаться (последнее породило такие формы пред-национал-большевизма как сменовеховство и евразийство). Без этого - без проникновения в народ, во все слои общества - большевизм бы не победил. (Те же, кто считает, что власть большевиков держалась исключительно на насилии, высокомерно не уважают, не ценят и не понимают свой народ, который есть такая сила, которую никакое насилие не способно удержать в ярме рабства). Но став общенародным, большевизм стал - национал-большевизмом. Завоевав государство, большевизм стал национал-большевизмом. Ленин, в 1918 году бросающий лозунг «Социалистическое Отечество в опасности!», был национал-большевиком. Сталин, провозгласивший курс на «построение социализма в отдельно взятой стране», был национал-большевиком. Сама логика власти, подразумевающей не столько привилегии, сколько ответственность, превратила большевиков из вчерашних отрицателей и разрушителей государства в созидателей и собирателей большого пространства - Империи. Впрочем, обо всём этом вы можете прочитать в фундаментальном труде М. Агурского «Идеология национал-большевизма».

Общепринято, что «империя» не входит в категорию левых понятий. И именно здесь национал-большевизм выходит за рамки - и без того весьма условные - левого течения. В этом контексте весьма интересно замечание Дмитрия Дубровского, научного сотрудника СПБГУ и Этнографического музея, который, выступая экспертом по делу «интеллигент-экстремистской ОПГ» (оно же дело 12-ти), уточнил национал-большевизм как «имперский большевизм». И к этой теме я надеюсь ещё вернуться.

Пока же остановимся на том, что национал-большевизм - по своему происхождению левая идеология, имеющая свои корни, историю и обоснование. В следующей статье я постараюсь показать сходства и различия между национал-большевизмом и такими левыми движениями как марксизм и анархизм и тем самым выявить возможные точки соприкосновения.

(буду признателен за вопросы, замечания и критику)