Танцы

Писатели-"деревенщики": Фёдор Александрович Абрамов, Василий Иванович Белов, Иван Иванович Акулов. Деревенская проза. Путеводитель по деревенской прозе Деревенская проза 60 80 годов

Понятие «деревенская» проза появилось в начале 60-х годов. Это одно из наиболее плодотворных направлений в нашей отечественной литературе. Оно представлено многими самобытными произведениями: «Владимирские проселки» и «Капля росы» Владимира Солоухина, «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы» Василия Белова, «Матренин двор» Александра Солженицына, «Последний поклон» Виктора Астафьева, рассказы Василия Шукшина, Евгения Носова, повести Валентина Распутина и Владимира Тендрякова, романы Федора Абрамова и Бориса Можаева. В литературу пришли сыновья крестьян, каждый из них мог сказать о себе те самые слова, которые написал в рассказе «Угощаю рябиной» поэт Александр Яшин: «Я есть сын крестьянина… Меня касается все, что делается на этой земле, на которой я не одну тропку босыми пятками выбил; на полях, которые еще плугом пахал, на пожнях, которые исходил с косой и где метал сено в стога».

«Я горжусь тем, что я вышел из деревни», - говорил Ф. Абрамов. Ему вторил В. Распутин: «Я вырос в деревне. Она меня вскормила, и рассказать о ней - моя обязанность». Отвечая на вопрос, почему он пишет в основном о деревенских людях, В. Шукшин сказал: «Я не мог ни о чем рассказывать, зная деревню… Я был здесь смел, я был здесь сколько возможно самостоятелен». С. Залыгин в «Интервью у самого себя» писал: «Я чувствую корни своей нации именно там - в деревне, в пашне, в хлебе самом насущном. Видимо, наше поколение - последнее, которое своими глазами видело тот тысячелетний уклад, из которого мы вышли без малого все и каждый. Если мы не скажем о нем и его решительной переделке в течение короткого срока - кто же скажет?»

Не только память сердца питала тему «малой родины», «милой родины», но и боль за ее настоящее, тревога за ее будущее. Исследуя причины острого и проблемного разговора о деревне, который вела литература в 60-70-е годы, Ф. Абрамов писал: «Деревня - это глубины России, почва, на которой выросла и расцвела наша культура. Вместе с тем научно-техническая революция, в век которой мы живем, коснулась деревни очень основательно. Техника изменила не только тип хозяйствования, но и самый тип крестьянина… Вместе со старинным укладом уходит в небытие нравственный тип. Традиционная Россия переворачивает последние страницы своей тысячелетней истории. Интерес ко всем этим явлениям в литературе закономерен… Сходят на нет традиционные ремесла, исчезают местные особенности крестьянского жилища, которые складывались веками… Серьезные потери несет язык. Деревня всегда говорила на более богатом языке, чем город, сейчас эта свежесть выщелачивается, размывается…»

Деревня представилась Шукшину, Распутину, Белову, Астафьеву, Абрамову воплощением традиций народной жизни - нравственных, бытовых, эстетических. В их книгах заметна потребность окинуть взглядом все, что связано с этими традициями, и то, что их ломало.

«Привычное дело» - так названа одна из повестей В. Белова. Этими словами можно определить внутреннюю тему многих произведений о деревне: жизнь как труд, жизнь в труде - привычное дело. Писатели рисуют традиционные ритмы крестьянских работ, семейные заботы и тревоги, будни и праздники. В книгах много лирических пейзажей. Так, в романе Б. Можаева «Мужики и бабы» обращает на себя внимание описание «уникальных в мире, сказочных заливных приокских лугов», с их «вольным разнотравьем»: «Любил Андрей Иванович луга. Это где еще на свете имеется такой же вот божий дар? Чтоб не пахать и не сеять, а время подойдет - выехать всем миром, как на праздник, в эти мягкие гривы да друг перед дружкой, играючи косой, одному за неделю намахать духовитого сена на всю зиму скотине… Двадцать пять! Тридцать возов! Если и ниспослана русскому мужику благодать божья, то вот она, здесь, перед ним расстилается, во все стороны - глазом не охватишь».

В главном герое романа Б. Можаева открывается самое сокровенное, то, что писатель связывал с понятием «зов земли». Через поэзию крестьянского труда он показывает естественный ход здоровой жизни, постигает гармонию внутреннего мира человека, живущего в ладу с природой, радующегося ее красоте.
Вот еще одна подобная зарисовка - из романа Ф. Абрамова «Две зимы и три лета»: «…Мысленно беседуя с детьми, угадывая по следам, как они шли, где останавливались, Анна и не заметила, как вышла к Синельге. И вот он, ее праздник, ее день, вот она, выстраданная радость: пряслинская бригада на пожне! Михаил, Лиза, Петр, Григорий… К Михаилу она привыкла - с четырнадцати лет за мужика косит и равных ему косарей теперь во всем Пекашине нет. И Лизка тоже ведет прокос - позавидуешь. Не в нее, не в мать, в бабку Матрену, говорят, ухваткой. Но малые-то, малые! Оба с косками, оба бьют косками по траве, у обоих трава ложится под косками… Господи, да разве думала она когда-нибудь, что увидит эдакое чудо!»

Писатели тонко чувствуют глубинную культуру народа. Осмысляя его духовный опыт, В. Белов подчеркивает в книге «Лад»: «Работать красиво не только легче, но и приятнее. Талант и труд неразрывны». И еще: «Для души, для памяти нужно было построить дом с резьбою, либо храм на горе, либо сплести такое кружево, от которого дух захватит и загорятся глаза у далекой праправнучки.Потому что не хлебом единым жив человек».
Эту истину исповедуют лучшие герои Белова и Распутина, Шукшина и Астафьева, Можаева и Абрамова.

В их произведениях нужно отметить и картины жестокого разорения деревни, сначала во время коллективизации («Кануны» В. Белова, «Мужики и бабы» Б. Можаева), потом в годы войны («Братья и сестры» Ф. Абрамова), в годы послевоенного лихолетья («Две зимы и три лета» Ф. Абрамова, «Матренин двор» А. Солженицына, «Привычное дело» В. Белова).

Писатели показали несовершенство, неустроенность повседневной жизни героев, несправедливость, чинимую над ними, их полную беззащитность, что не могло не привести к вымиранию русской деревни. «Тут ни убавить, ни прибавить. Так это было на земле», - скажет об этом А. Твардовский. Красноречива «информация к размышлению», содержащаяся в «Приложении» к «Независимой газете» (1998, № 7): «В Тимонихе, родной деревне писателя Василия Белова, умер последний мужик Фауст Степанович Цветков. Ни одного мужика, ни одной лошади. Три старухи».
А чуть раньше «Новый мир» (1996, № 6) опубликовал горькое, тяжелое размышление Бориса Екимова «На распутье» со страшными прогнозами: «Нищие колхозы проедают уже завтрашний и послезавтрашний день, обрекая на еще большую нищету тех, кто будет жить на этой земле после них… Деградация крестьянина страшнее деградации почвы. А она - налицо».
Подобные явления позволили говорить о «России, которую мы потеряли». Вот и «деревенская» проза, начавшаяся с поэтизации детства и природы, кончилась сознанием великой утраты. Не случаен же мотив «прощания», «последнего поклона», отраженный и в названиях произведений («Прощание с Матерой», «Последний срок» В. Распутина, «Последний поклон» В. Астафьева, «Последняя страда», «Последний старик деревни» Ф. Абрамова), и в главных сюжетных ситуациях произведений, и предчувствиях героев. Ф. Абрамов нередко говорил, что Россия прощается с деревней как с матерью.
русской литературе жанр деревенской прозы заметно отличается от всех остальных жанров. В чем же причина такого отличия? Об этом можно говорить исключительно долго, но все равно не прийти к окончательному выводу. Это происходит потому, что рамки этого жанра могут и не умещаться в пределах описания сельской жизни. Под этот жанр могут подходить и произведения, описывающие взаимоотношения людей города и деревни, и даже произведения, в которых главный герой совсем не сельчанин, но по духу и идее, эти произведения являются не чем иным, как деревенской прозой.
В зарубежной литературе очень мало произведений подобного типа. Значительно больше их в нашей стране. Такая ситуация объясняется не только особенностями формирования государств, регионов, их национальной и экономической спецификой, но и характером, “портретом” каждого народа, населяющего данную местность. В странах Западной Европы, крестьянство играло незначительную роль, а вся народная жизнь кипела в городах. В России издревле крестьянство занимало самую главную роль в истории. Не по силе власти (наоборот - крестьяне были самыми бесправными) , а по духу - крестьянство было и, наверное, по сей день остается движущей силой российской истории. Именно из темных, невежественных крестьян вышли и Стенька Разин, и Емельян Пугачев, и Иван Болотников, именно из-за крестьян, точнее из-за крепостного права, происходила та жестокая борьба, жертвами которой стали и цари, и поэты, и часть выдающейся русской интеллигенции XIX века. Благодаря этому произведения, освещающие данную тему занимают особое место в литературе.
Современная деревенская проза играет в наши дни большую роль в литературном процессе. Этот жанр в наши дни по праву занимает одно из ведущих мест по читаемости и популярности. Современного читателя волнуют проблемы, которые поднимаются в романах такого жанра. Это вопросы нравственности, любви к природе, хорошего, доброго отношения к людям и другие проблемы, столь актуальные в наши дни. Среди писателей современности, писавших или пишущих в жанре деревенской прозы, ведущее место занимают такие писатели, как Виктор Петрович Астафьев (“Царь-рыба” , “Пастух и пастушка”) , Валентин Григорьевич Распутин (“Живи и помни” , “Прощание с Матерой”) , Василий Макарович Шукшин (“Сельские жители” , “Любавины” , “Я пришел дать вам волю”) и другие.

Особое место в этом ряду занимает Василий Макарович Шукшин. Его своеобразное творчество привлекало и будет привлекать сотни тысяч читателей не только в нашей стране, но и зарубежом. Ведь редко можно встретить такого мастера народного слова, такого искреннего почитателя родной земли, каким был этот выдающийся писатель.
Василий Макарович Шукшин родился в 1929 году, в селе Сростки Алтайского края. И через всю жизнь будущего писателя красной нитью пролегла красота и суровость тех мест. Именно благодаря своей малой родине, Шукшин научился ценить землю, труд человека на этой земле, научился понимать суровую прозу сельской жизни. Уже с самого начала творческого пути он обнаружил новые пути в изображении человека. Его герои оказались непривычными и по своему социальному положению, и по жизненной зрелости, и по нравственному опыту. Став уже вполне зрелым молодым человеком, Шукшин отправляется в центр России. В 1958 году он дебютирует в кино (“Два Федора”) , а также и в литературе (“Рассказ в телеге”) . В 1963 году Шукшин выпускает свой первый сборник -“Сельские жители” . А в 1964 году его фильм “Живет такой парень” удостаивается главной премии на фестивале в Венеции. К Шукшину приходит всемирная известность. Но он не останавливается на достигнутом. Следуют годы напряженной и кропотливой работы. Например: в 1965 году выходит его роман “Любавины” и в то же время на экранах страны появляется фильм “Живет такой парень” . Только по одному этому примеру можно судить с какой самоотдачей и интенсивностью работал художник.
А может это торопливость, нетерпение? Или желание немедленно утвердить себя в литературе на самой прочной - “романной” основе? Безусловно это не так. Шукшиным было написано всего два романа. И как говорил сам Василий Макарович, его интересовала одна тема: судьбы русского крестьянства. Шукшин сумел задеть за живое, пробиться в наши души и заставит нас потрясенно спросить:” Что с нами происходит” ? Шукшин не щадил себя, торопился, чтобы успеть сказать правду, и этой правдой сблизить людей. Он был одержим одной мыслью, которую хотел додумать вслух. И быть понятым! Все усилия Шукшина - творца были направлены к этому. Он считал: “Искусство - так сказать, чтобы тебя поняли...” С первых шагов в искусстве Шукшин объяснял, спорил, доказывал и мучился, когда не был понят. Ему говорят, что фильм “Живет такой парень” - это комедия. Он недоумевает и пишет послесловие к фильму. Ему подкидывают на встрече с молодыми учеными каверзный вопрос, он тушуется, а потом садится за статью (“Монолог на лестнице”).

Понятие «деревенская» проза появилось в начале 60-х годов. Это одно из наиболее плодотворных направлений в нашей отечественной литературе. Оно представлено многими самобытными произведениями: «Владимирские проселки» и «Капля росы» Владимира Солоухина, «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы» Василия Белова, «Матренин двор» Александра Солженицына, «Последний поклон» Виктора Астафьева, рассказы Василия Шукшина, Евгения Носова, повести Валентина Распутина и Владимира Тендрякова, романы Федора Абрамова и Бориса Можаева. В литературу пришли сыновья крестьян, каждый из них мог сказать о себе те самые слова, которые написал в рассказе «Угощаю рябиной» поэт Александр Яшин: «Я есть сын крестьянина Меня касается все, что делается на этой земле, на которой я не одну тропку босыми пятками выбил; на полях, которые еще плугом пахал, на пожнях, которые исходил с косой и где метал сено в стога». «Я горжусь тем, что я вышел из деревни», - говорил Ф. Абрамов. Ему вторил В.

Распутин: «Я вырос в деревне. Она меня вскормила, и рассказать о ней - моя обязанность». Отвечая на вопрос, почему он пишет в основном о деревенских людях, В. Шукшин сказал: «Я не мог ни о чем рассказывать, зная деревню Я был здесь смел, я был здесь сколько возможно самостоятелен». С.

Залыгин в «Интервью у самого себя» писал: «Я чувствую корни своей нации именно там - в деревне, в пашне, в хлебе самом насущном. Видимо, наше поколение - последнее, которое своими глазами видело тот тысячелетний уклад, из которого мы вышли без малого все и каждый. Если мы не скажем о нем и его решительной переделке в течение короткого срока - кто же скажет?» Не только память сердца питала тему «малой родины», «милой родины», но и боль за ее настоящее, тревога за ее будущее. Исследуя причины острого и проблемного разговора о деревне, который вела литература в 60-70-е годы, Ф. Абрамов писал: «Деревня - это глубины России, почва, на которой выросла и расцвела наша культура.

Вместе с тем научно-техническая революция, в век которой мы живем, коснулась деревни очень основательно. Техника изменила не только тип хозяйствования, но и самый тип крестьянина Вместе со старинным укладом уходит в небытие нравственный тип. Традиционная Россия переворачивает последние страницы своей тысячелетней истории. Интерес ко всем этим явлениям в литературе закономерен Сходят на нет традиционные ремесла, исчезают местные особенности крестьянского жилища, которые складывались веками Серьезные потери несет язык.

Деревня всегда говорила на более богатом языке, чем город, сейчас эта свежесть выщелачивается, размывается» Деревня представилась Шукшину, Распутину, Белову, Астафьеву, Абрамову воплощением традиций народной жизни - нравственных, бытовых, эстетических. В их книгах заметна потребность окинуть взглядом все, что связано с этими традициями, и то, что их ломало. «Привычное дело» - так названа одна из повестей В.

Белова. Этими словами можно определить внутреннюю тему многих произведений о деревне: жизнь как труд, жизнь в труде - привычное дело. Писатели рисуют традиционные ритмы крестьянских работ, семейные заботы и тревоги, будни и праздники. В книгах много лирических пейзажей. Так, в романе Б.

Можаева «Мужики и бабы» обращает на себя внимание описание «уникальных в мире, сказочных заливных приокских лугов», с их «вольным разнотравьем»: «Любил Андрей Иванович луга. Это где еще на свете имеется такой же вот божий дар? Чтоб не пахать и не сеять, а время подойдет - выехать всем миром, как на праздник, в эти мягкие гривы да друг перед дружкой, играючи косой, одному за неделю намахать духовитого сена на всю зиму скотине Двадцать пять! Тридцать возов!

Если и ниспослана русскому мужику благодать божья, то вот она, здесь, перед ним расстилается, во все стороны - глазом не охватишь». В главном герое романа Б. Можаева открывается самое сокровенное, то, что писатель связывал с понятием «зов земли».

Через поэзию крестьянского труда он показывает естественный ход здоровой жизни, постигает гармонию внутреннего мира человека, живущего в ладу с природой, радующегося ее красоте. Вот еще одна подобная зарисовка - из романа Ф. Абрамова «Две зимы и три лета»: «Мысленно беседуя с детьми, угадывая по следам, как они шли, где останавливались, Анна и не заметила, как вышла к Синельге. И вот он, ее праздник, ее день, вот она, выстраданная радость: пряслинская бригада на пожне! Михаил, Лиза, Петр, Григорий К Михаилу она привыкла - с четырнадцати лет за мужика косит и равных ему косарей теперь во всем Пекашине нет. И Лизка тоже ведет прокос - позавидуешь.

Не в нее, не в мать, в бабку Матрену, говорят, ухваткой. Но малые-то, малые! Оба с косками, оба бьют косками по траве, у обоих трава ложится под косками Господи, да разве думала она когда-нибудь, что увидит эдакое чудо!» Писатели тонко чувствуют глубинную культуру народа. Осмысляя его духовный опыт, В.

Белов подчеркивает в книге «Лад»: «Работать красиво не только легче, но и приятнее. Талант и труд неразрывны». И еще: «Для души, для памяти нужно было построить дом с резьбою, либо храм на горе, либо сплести такое кружево, от которого дух захватит и загорятся глаза у далекой праправнучки. Потому что не хлебом единым жив человек».

Эту истину исповедуют лучшие герои Белова и Распутина, Шукшина и Астафьева, Можаева и Абрамова. В их произведениях нужно отметить и картины жестокого разорения деревни, сначала во время коллективизации («Кануны» В. Белова, «Мужики и бабы» Б. Можаева), потом в годы войны («Братья и сестры» Ф.

Абрамова), в годы послевоенного лихолетья («Две зимы и три лета» Ф. Абрамова, «Матренин двор» А. Солженицына, «Привычное дело» В.

Белова). Писатели показали несовершенство, неустроенность повседневной жизни героев, несправедливость, чинимую над ними, их полную беззащитность, что не могло не привести к вымиранию русской деревни. «Тут ни убавить, ни прибавить. Так это было на земле», - скажет об этом А.

Твардовский. Красноречива «информация к размышлению», содержащаяся в «Приложении» к «Независимой газете» (1998, 7): «В Тимонихе, родной деревне писателя Василия Белова, умер последний мужик Фауст Степанович Цветков. Ни одного мужика, ни одной лошади. Три старухи». А чуть раньше «Новый мир» (1996, 6) опубликовал горькое, тяжелое размышление Бориса Екимова «На распутье» со страшными прогнозами: «Нищие колхозы проедают уже завтрашний и послезавтрашний день, обрекая на еще большую нищету тех, кто будет жить на этой земле после них Деградация крестьянина страшнее деградации почвы.

А она - налицо». Подобные явления позволили говорить о «России, которую мы потеряли». Вот и «деревенская» проза, начавшаяся с поэтизации детства и природы, кончилась сознанием великой утраты. Не случаен же мотив «прощания», «последнего поклона», отраженный и в названиях произведений («Прощание с Матерой», «Последний срок» В.

Распутина, «Последний поклон» В. Астафьева, «Последняя страда», «Последний старик деревни» Ф.

Абрамова), и в главных сюжетных ситуациях произведений, и предчувствиях героев. Ф.

Абрамов нередко говорил, что Россия прощается с деревней как с матерью. Чтобы высветить нравственную проблематику произведений «деревенской» прозы, поставим перед одиннадцатиклассниками такие вопросы: - Какие страницы романов и повестей Ф. Абрамова, В. Распутина, В.

Астафьева, Б. Можаева, В. Белова написаны с любовью, печалью и гневом? - Почему первопланным героем «деревенской» прозы стал человек «трудолюбивой души»?

Расскажите о нем. Что тревожит, беспокоит его? Какие вопросы задают себе и нам, читателям, герои Абрамова, Распутина, Астафьева, Можаева?

Саввинская слобода под Звенигородом. Картина Исаака Левитана. 1884 год Wikimedia Commons

1. Александр Солженицын. «Матренин двор»

Относить Солженицына (1918-2008) к деревенским прозаикам можно со значительной долей условности. При всей остроте поднятых проблем, будь то коллективизация, разорение или обнищание деревни, никто из деревенщиков никогда не был диссидентом. Однако неспроста Валентин Распутин утверждал, что авторы этого направления вышли из «Матрениного двора», как русские классики второй половины XIX века — из гоголевской «Шинели». В центре рассказа — и в этом его главное отличие от остальной деревенской прозы — не коллизии сельской жизни, а жизненный путь героини, русской крестьянки, деревенской праведницы, без которой «не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша». Предшественницами Матрены в русской литературе могут считаться некрасовские крестьянки — с той лишь разницей, что Солженицын делает упор на кротость и смирение. Впрочем, общинные крестьянские традиции не оказываются для него (и его автобиографического рассказчика Игнатича) абсолютной ценностью: писатель-диссидент размышляет об ответственности человека за собственную судьбу. Если «вся земля наша» держится только на самоотверженных и покорных праведниках, совершенно неясно, что же с ней будет дальше — ответу на этот вопрос Солженицын посвятит немало страниц своего позднего творчества и публицистики.

«Не сказать, однако, чтобы Матрена верила как-то истово. Даже скорей была она язычница, брали в ней верх суеверия: что на Ивана Постного в огород зайти нельзя — на будущий год урожая не будет; что если метель крутит — значит, кто-то где-то удавился, а дверью ногу прищемишь — быть гостю. Сколько жил я у нее — никогда не видал ее молящейся, ни чтоб она хоть раз перекрестилась. А дело всякое начинала „с Богом!“ и мне всякий раз „с Богом!“ говорила, когда я шел в школу».

Александр Солженицын. «Матренин двор»

2. Борис Можаев. «Живой»

Можаев (1923-1996) ближе остальных деревенщиков к Солженицыну: в 1965 году они вместе ездили в Тамбовскую область собирать материалы о крестьянском восстании 1920-1921 годов (известном как Антоновский мятеж), а затем Можаев стал прототипом главного крестьянского героя «Красного колеса» Арсения Благодарева. Читательское признание пришло к Можаеву после выхода одной из первых его повестей — «Живой» (1964-1965). Героя, рязанского крестьянина Федора Фомича Кузькина (по прозвищу Живой), решившего уйти из колхоза после того, как за год работы он получил лишь мешок гречки, преследует целый ворох неприятностей: его то штрафуют, то запрещают отпускать ему хлеб в местном магазине, то хотят забрать всю землю в колхоз. Однако бойкий характер, находчивость и неистребимое чувство юмора позволяют Кузькину побеждать и оставлять колхозное начальство посрамленным. Уже первые критики неспроста стали называть Кузькина «родным, единоутробным братом Ивана Денисовича», и действительно, если солженицынский Шухов благодаря собственному «внутреннему стержню» научился быть в лагере «почти счастливым», не сдался голоду-холоду и не опустился до заискивания перед начальством и доносительства, то Кузькину уже не в экстремальных, но и в не свободных условиях колхозной жизни удается сохранять достоинство и честь, оставаться самим собою. Вскоре после публикации можаевской повести Юрий Любимов инсценировал ее в Театре на Таганке, бывшем символом свободы в несвободной стране, с Валерием Золотухиным в главной роли. Спектакль был расценен как пасквиль на советский образ жизни и запрещен лично министром культуры Екатериной Фурцевой.

«— Ну, хватит! Давайте решать с Кузькиным. Куда его устраивать — сказал Федор Иванович, вытирая проступившие от смеха слезы.
— Дадим ему паспорт, пусть едет в город, — сказал Демин.
— Ехать не могу, — ответил Фомич. <…> По причине отсутствия всякого подъема. <…> У меня пять человек детей, да один еще в армии. А богатства мои сами видели. Спрашивается, смогу я подняться с такой оравой?
— Настрогал этих детей косой десяток, — пробурчал Мотяков.
— Дак ведь бог создал человека, а рогов на строгалку не посадил. Вот я и строгаю, — живо возразил Фомич.
Федор Иванович опять громко захохотал, за ним все остальные.
— А ты, Кузькин, перец! Тебя бы в денщики к старому генералу… Анекдоты рассказывать».

Борис Можаев. «Живой»

3. Федор Абрамов. «Деревянные кони»

На Таганке ставили «Деревянных коней» Федора Абрамова (1920-1983), которым повезло больше: премьеру, состоявшуюся в десятилетний юбилей театра, по словам Юрия Любимова, «буквально вырвали у начальства». Небольшая повесть — одна из характерных вещей Абрамова, вообще-то прославившегося объемным эпосом «Пряслины». Во-первых, действие происходит на родной для писателя архангельской земле, на побережье реки Пинега. Во-вторых, характерные деревенские бытовые коллизии ведут к более серьезным обобщениям. В-третьих, главным в повести является женский образ: старая крестьянка Василиса Милентьевна, любимая героиня Абрамова, воплощает несгибаемую силу и мужество, но более важными в ней оказываются неиссякаемый оптимизм, неизбывная доброта и готовность к самопожертвованию. Под очарование героини волей-неволей подпадает рассказчик, поначалу не испытывавший радости от знакомства со старухой, способной нарушить его покой и тишину, которых он так долго искал и нашел в пинежской деревеньке Пижма, «где бы все было под рукой: и охота, и рыбалка, и грибы, и ягоды». Деревянные коньки на кровлях деревенских домов, с самого начала вызывавшие эстетическое восхищение рассказчика, после знакомства с Милентьевной начинают восприниматься иначе: красота народного творчества предстает в неразрывной связи с красотой народного характера.

«После отъезда Милентьевны я не прожил в Пижме и трех дней, потому что все мне вдруг опостылело, все представилось какой-то игрой, а не настоящей жизнью: и мои охотничьи шатания по лесу, и рыбалка, и даже мои волхования над крестьянской стариной. <…> И так же безмолвно, понуро свесив головы с тесовых крыш, провожали меня деревянные кони. Целый косяк деревянных коней, когда-то вскормленных Василисой Милентьевной. И мне до слез, до сердечной боли захотелось вдруг услыхать их ржанье. Хоть раз, хоть во сне, если не наяву. То молодое, заливистое ржанье, каким они оглашали здешние лесные окрестности в былые дни».

Федор Абрамов. «Деревянные кони»

4. Владимир Солоухин. «Владимирские проселки»

Васильки. Картина Исаака Левитана.
1894 год
Wikimedia Commons

Грибы, васильки и ромашки как знаки поэтизации деревенского мира легко встретить на страницах книг Владимира Солоухина (1924-1997). Конечно, больше, чем внимание к дарам природы, имя писателя сохранили в истории литературы едкие строки из «Москвы-Петушков» Венедикта Ерофеева, предлагавшего плюнуть Солоухину «в его соленые рыжики». Но этот автор не совсем традиционалист: так, ему одному из первых советских поэтов разрешили напечатать верлибры. Одна же из самых ранних и известных повестей писателя «Владимирские проселки» во многом связана с поэзией. Она построена как своеобразный лирический дневник, основная интрига которого состоит в том, что герой совершает открытие в родном для него и, казалось бы, хорошо известном мире Владимирщины. При этом герой стремится рассказывать «о времени и о себе», поэтому главным в повести Солоухина становится процесс рефлексии и пересмотр героем тех ценностных ориентиров, которые сложились у современного ему «простого советского человека». Традиционализм Солоухина был неявно замешан на противопоставлении старого русского и нового советского (добавим сюда его публикации о русских иконах) и в советском контексте выглядел как вполне нонконформистский.

«Оживленное гуденье базара привлекало прохожих подобно тому, как запах меда привлекает пчел. <…> Это был славный базар, на котором легко можно было определить, чем богаты окрестные земли. Главенствовали грибы — целые ряды были заняты всевозможными грибами. Соленые белые шляпки, соленые белые корешки, соленые рыжики, соленые сыроежки, соленые грузди. <…> Сушеные грибы (прошлогодние) распродавались огромными гирляндами по ценам, которые московским хозяйкам показались бы баснословно маленькими. Но больше всего, конечно, было свежих, с прилипшими хвоинами, разных грибов. Они лежали кучами, грудами, в ведрах, корзинах, а то и просто на телеге. Это было грибное наводнение, грибная стихия, грибное изобилие».

Владимир Солоухин. «Владимирские проселки»

5. Валентин Распутин. «Прощание с Матерой»

В отличие от Солоухина Валентин Распутин (1937-2015) дожил до времен «духовных скреп» и сам принимал участие в их утверждении. Среди всех деревенских прозаиков Распутин, пожалуй, наименее лиричен, ему всегда, как прирожденному публицисту, больше удавались нахождение и постановка проблемы, чем воплощение ее в художественной форме (на неестественность языка распутинских персонажей, при общем восторженно-апологетическом отношении к писателю, обращали внимание многие критики). Характерный пример — успевшая стать классической и войти в обязательную школьную программу повесть «Прощание с Матерой». Ее действие происходит в деревне, расположенной на острове посередине Ангары. В связи со строительством Братской ГЭС (здесь Распутин полемизирует с патетической, устремленной в советское будущее поэмой Евгения Евтушенко «Братская ГЭС») Матера должна быть затоплена, а жители переселены. В отличие от молодежи старики не хотят оставлять родную деревню и воспринимают необходимый отъезд как измену предкам, похороненным на малой родине. Главная героиня повести, Дарья Пинигина, демонстративно белит свою избу, которой через несколько дней суждено быть преданной огню. Но главным символом традиционной деревенской жизни является полуфантастический персонаж — Хозяин острова, который охраняет деревню и гибнет вместе с нею.

«А когда настала ночь и уснула Матера, из-под берега на мельничной протоке выскочил маленький, чуть больше кошки, ни на какого другого зверя не похожий зверек — Хозяин острова. Если в избах есть домовые, то на острове должен быть и хозяин. Никто никогда его не видел, не встречал, а он здесь знал всех и знал все, что происходило из конца в конец и из края в край на этой отдельной, водой окруженной и из воды поднявшейся земле. На то он и был Хозяин, чтобы все видеть, все знать и ничему не мешать. Только так еще и можно было остаться Хозяином — чтобы никто его не встречал, никто о его существовании не подозревал».

Валентин Распутин. «Прощание с Матерой»


Снопы и деревня за рекой. Картина Исаака Левитана. Начало 1880-х годов Wikimedia Commons

6. Василий Белов. «Привычное дело»

Куда менее удачливым публицистом был близкий к Распутину идеологически Василий Белов (1932-2012). Среди создателей деревенской прозы он имеет заслуженную репутацию проникновенного лирика. Неспроста главной его вещью так и осталась первая повесть, принесшая писателю литературную известность, — «Привычное дело». Ее главный герой, Иван Африканович Дрынов, по выражению Солженицына, «естественное звено природной жизни». Он существует как неотъемлемая часть русской деревни, не имеет больших претензий и подчиняется внешним событиям, будто естественному природному циклу. Любимая присказка беловского героя, можно даже сказать, его жизненное кредо — «дело привычное». «Жись. Жись, она и есть жись», — не устает повторять Иван Африканович, переживая то неудачную (и нелепую) попытку уехать на заработки в город, то смерть жены, не сумевшей оправиться от трудных девятых родов. При этом интерес повести и ее героя заключается не в спорной морали, а в обаянии самой деревенской жизни и открытии одновременно необычной и достоверной психологии деревенских персонажей, переданной через удачно найденное равновесие веселого и трагичного, эпического и лирического. Неспроста один из самых запоминающихся и ярких эпизодов повести — глава, посвященная Рогуле, корове Ивана Африкановича. Рогуля — своего рода «литературный двойник» главного героя. Ничто не может нарушить ее сонной покорности: все события, будь то общение с человеком, встреча с быком-осеменителем, рождение теленка и в конце концов гибель от ножа, воспринимаются ею абсолютно бесстрастно и едва ли не с меньшим интересом, чем смена времен года.

«Серая невидимая мошка забиралась глубоко в шерсть и пила кровь. Кожа у Рогули зудела и ныла. Однако ничто не могло разбудить Рогулю. Она была равнодушна к своим страданиям и жила своей жизнью, внутренней, сонной и сосредоточенной на чем-то даже ей самой неизвестном. <…> В ту пору Рогулю часто встречали у дома дети. Они кормили ее пучками зеленой, нарванной в поле травы и выдирали из Рогулиной кожи разбухших клещей. Хозяйка выносила Рогуле ведро пойла, щупала у Рогули начинающиеся соски, и Рогуля снисходительно жевала у крылечка траву. Для нее не было большой разницы между страданием и лаской, и то и другое она воспринимала только лишь внешне, и ничто не могло нарушить ее равнодушия к окружающему».

Василий Белов. «Привычное дело»

7. Виктор Астафьев. «Последний поклон»

Творчество Виктора Астафьева (1924-2001) не умещается в рамки деревенской прозы: военная тема также очень важна для него. Однако именно Астафьев подвел горький итог деревенской прозе: «Мы отпели последний плач — человек пятнадцать нашлось плакальщиков о бывшей деревне. Мы и воспевали ее одновременно. Как говорится, восплакали хорошо, на достойном уровне, достойном нашей истории, нашей деревни, нашего крестьянства. Но это кончилось». Повесть «Последний поклон» тем более интересна, что в ней писателю удалось совместить несколько важных для него тем — детства, войны и русской деревни. В центре повести — автобиографический герой, мальчик Витя Потылицын, рано потерявший мать и живущий в бедной семье. Автор рассказывает о маленьких радостях паренька, его детских шалостях и, конечно, о его любимой бабушке Катерине Петровне, которая умеет обычные бытовые дела, будь то уборка избы или выпекание пирогов, наполнять радостью и теплом. Возмужав и вернувшись с войны, рассказчик спешит навестить свою бабушку. Крыша бани провалилась, огороды поросли травой, но бабушка все так же сидит около окна, сматывая пряжу в клубок. Налюбовавшись внуком, старушка говорит, что скоро умрет, и просит внука похоронить ее. Однако когда Катерина Петровна умирает, Виктор не может попасть на ее похороны — начальник отдела кадров уральского вагонного депо отпускает только на похороны родителей: «Откуда знать он мог, что бабушка была для меня отцом и матерью — всем, что есть на этом свете дорогого для меня!»

«Я еще не осознал тогда всю огромность потери, постигшей меня. Случись это теперь, я бы ползком добрался от Урала до Сибири, чтобы закрыть бабушке глаза, отдать ей последний поклон.
И живет в сердце вина. Гнетущая, тихая, вечная. Виноватый перед бабушкой, я пытаюсь воскресить ее в памяти, выведать у людей подробности ее жизни. Да какие же интересные подробности могут быть в жизни старой, одинокой крестьянки? <…> Вдруг совсем-совсем недавно, совсем нечаянно узнаю, что не только в Минусинск и Красноярск ездила бабушка, но и на моленье в Киево-Печерскую лавру добиралась, отчего-то назвав святое место Карпатами».

Виктор Астафьев. «Последний поклон»


Вечер. Золотой Плес. Картина Исаака Левитана. 1889 год Wikimedia Commons

8. Василий Шукшин. Рассказы

Василий Шукшин (1929-1974), пожалуй, самый самобытный автор-деревенщик, имел не только писательский успех, но куда больше был известен массовому зрителю как режиссер, сценарист и актер. Но в центре и его фильмов, и книг — русская деревня, жители которой своеобразны, наблюдательны и остры на язык. По определению самого писателя, это «чудики», мыслители-самоучки, чем-то напоминающие о легендарных русских юродивых. Философия героев Шукшина, подчас возникающая буквально на ровном месте, идет от характерного для деревенской прозы противопоставления города и деревни. Однако эта антитеза не драматична: город для писателя — что-то не враждебное, а просто совсем другое. Типичная ситуация для рассказов Шукшина: герой, поглощенный бытовыми деревенскими заботами, вдруг задается вопросом: что со мной происходит? Однако у людей, выросших в мире, где преобладают простые материальные ценности, как правило, не хватает средств для анализа ни собственного психологического состояния, ни того, что происходит вокруг в «большом» мире. Так, герой рассказа «Срезал» Глеб Капустин, работающий на пилораме, «специализируется» на разговорах с заезжими интеллектуалами, которых, по его мнению, оставляет не у дел, вменяя им в вину незнание народной жизни. «Алеша Бесконвойный» выбивает себе в колхозе право на нерабочую субботу, чтобы целиком посвящать этот день личному ритуалу — бане, когда он принадлежит только себе и может размышлять о жизни и мечтать. Бронька Пупков (рассказ «Миль пардон, мадам!») придумывает захватывающий сюжет о том, как во время войны он выполнял спецзадание по убийству Гитлера, и хотя вся деревня над Бронькой смеется, сам он раз за разом рассказывает эту завиральную историю разным приезжим из города, ведь таким образом он верит в собственную мировую значимость… Но, так или иначе, шукшинские герои, пусть и не находящие адекватного языка для выражения собственных душевных переживаний, но интуитивно стремящиеся преодолеть мир примитивных ценностей, вызывают у читателя чувство приятия и даже умиления. Неспроста в позднейшей критике укрепилось мнение, что именно дети таких «чудиков» с глубоким удовлетворением восприняли конец советской власти.

«И как-то так повелось, что когда знатные приезжали в деревню на побывку, когда к знатному земляку в избу набивался вечером народ — слушали какие-нибудь дивные истории или сами рассказывали про себя, если земляк интересовался, — тогда-то Глеб Капустин приходил и срезал знатного гостя. Многие этим были недовольны, но многие, мужики особенно, просто ждали, когда Глеб Капустин срежет знатного. Даже не то что ждали, а шли раньше к Глебу, а потом уж — вместе — к гостю. Прямо как на спектакль ходили. В прошлом году Глеб срезал полковника — с блеском, красиво. Заговорили о войне 1812 года… Выяснилось, что полковник не знает, кто велел поджечь Москву. То есть он знал, что какой-то граф, но фамилию перепутал, сказал — Распутин. Глеб Капустин коршуном взмыл над полковником… И срезал. Переволновались все тогда, полковник ругался… <…> Долго потом говорили в деревне про Глеба, вспоминали, как он только повторял: „Спокойствие, спокойствие, товарищ полковник, мы же не в Филях“».

Василий Шукшин. «Срезал» 

Понятие «деревенская» проза появилось в начале 60-х годов. Это одно из наиболее плодотворных направлений в нашей отечественной литературе. Оно представлено многими самобытными произведениями: «Владимирские проселки» и «Капля росы» Владимира Солоухина, «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы» Василия Белова, «Матренин двор» Александра Солженицына, «Последний поклон» Виктора Астафьева, рассказы Василия Шукшина, Евгения Носова, повести Валентина Распутина и Владимира Тендрякова, романы Федора Абрамова и Бориса Можаева. В литературу пришли сыновья крестьян, каждый из них мог сказать о себе те самые слова, которые написал в рассказе «Угощаю рябиной» поэт Александр Яшин: «Я есть сын крестьянина Меня касается все, что делается на этой земле, на которой я не одну тропку босыми пятками выбил; на полях, которые еще плугом пахал, на пожнях, которые исходил с косой и где метал сено в стога».

«Я горжусь тем, что я вышел из деревни», - говорил Ф. Абрамов. Ему вторил В. Распутин: «Я вырос в деревне. Она меня вскормила, и рассказать о ней - моя обязанность». Отвечая на вопрос, почему он пишет в основном о деревенских людях, В. Шукшин сказал: «Я не мог ни о чем рассказывать, зная деревню Я был здесь смел, я был здесь сколько возможно самостоятелен». С. Залыгин в «Интервью у самого себя» писал: «Я чувствую корни своей нации именно там - в деревне, в пашне, в хлебе самом насущном. Видимо, наше поколение - последнее, которое своими глазами видело тот тысячелетний уклад, из которого мы вышли без малого все и каждый. Если мы не скажем о нем и его решительной переделке в течение короткого срока - кто же скажет?»

Не только память сердца питала тему «малой родины», «милой родины», но и боль за ее настоящее, тревога за ее будущее. Исследуя причины острого и проблемного разговора о деревне, который вела литература в 60-70-е годы, Ф. Абрамов писал: «Деревня - это глубины России, почва, на которой выросла и расцвела наша культура. Вместе с тем научно-техническая революция, в век которой мы живем, коснулась деревни очень основательно. Техника изменила не только тип хозяйствования, но и самый тип крестьянина Вместе со старинным укладом уходит в небытие нравственный тип.

Традиционная Россия переворачивает последние страницы своей тысячелетней истории. Интерес ко всем этим явлениям в литературе закономерен Сходят на нет традиционные ремесла, исчезают местные особенности крестьянского жилища, которые складывались веками Серьезные потери несет язык. Деревня всегда говорила на более богатом языке, чем город, сейчас эта свежесть выщелачивается, размывается»

Деревня представилась Шукшину, Распутину, Белову, Астафьеву, Абрамову воплощением традиций народной жизни - нравственных, бытовых, эстетических. В их книгах заметна потребность окинуть взглядом все, что связано с этими традициями, и то, что их ломало.

«Привычное дело» - так названа одна из повестей В. Белова. Этими словами можно определить внутреннюю тему многих произведений о деревне: жизнь как труд, жизнь в труде - привычное дело. Писатели рисуют традиционные ритмы крестьянских работ, семейные заботы и тревоги, будни и праздники. В книгах много лирических пейзажей. Так, в романе Б. Можаева «Мужики и бабы» обращает на себя внимание описание «уникальных в мире, сказочных заливных приокских лугов», с их «вольным разнотравьем»: «Любил Андрей Иванович луга. Это где еще на свете имеется такой же вот божий ? Чтоб не пахать и не сеять, а время подойдет - выехать всем миром, как на , в эти мягкие гривы да друг перед дружкой, играючи косой, одному за неделю намахать духовитого сена на всю зиму скотине Двадцать пять! Тридцать возов! Если и ниспослана русскому мужику благодать божья, то вот она, здесь, перед ним расстилается, во все стороны - глазом не охватишь».

В главном герое романа Б. Можаева открывается самое сокровенное, то, что писатель связывал с понятием «зов земли». Через поэзию крестьянского труда он показывает естественный ход здоровой жизни, постигает гармонию внутреннего мира человека, живущего в ладу с природой, радующегося ее красоте.

Вот еще одна подобная зарисовка - из романа Ф. Абрамова «Две зимы и три лета»: «Мысленно беседуя с детьми, угадывая по следам, как они шли, где останавливались, Анна и не заметила, как вышла к Синельге. И вот он, ее праздник, ее день, вот она, выстраданная радость: пряслинская бригада на пожне! Михаил, Лиза, Петр, Григорий

К Михаилу она привыкла - с четырнадцати лет за мужика косит и равных ему косарей теперь во всем Пекашине нет. И Лизка тоже ведет прокос - позавидуешь. Не в нее, не в мать, в бабку Матрену, говорят, ухваткой. Но малые-то, малые! Оба с косками, оба бьют косками по траве, у обоих трава ложится под косками Господи, да разве думала она когда-нибудь, что увидит эдакое чудо!»

Писатели тонко чувствуют глубинную культуру народа. Осмысляя его духовный опыт, В. Белов подчеркивает в книге «Лад»: «Работать красиво не только легче, но и приятнее. Талант и труд неразрывны». И еще: «Для души, для памяти нужно было построить дом с резьбою, либо храм на горе, либо сплести такое кружево, от которого дух захватит и загорятся глаза у далекой праправнучки.

Потому что не хлебом единым жив человек».

Эту истину исповедуют лучшие герои Белова и Распутина, Шукшина и Астафьева, Можаева и Абрамова.

В их произведениях нужно отметить и картины жестокого разорения деревни, сначала во время коллективизации («Кануны» В. Белова, «Мужики и бабы» Б. Можаева), потом в годы войны («Братья и сестры» Ф. Абрамова), в годы послевоенного лихолетья («Две зимы и три лета» Ф. Абрамова, «Матренин двор» А. Солженицына, «Привычное дело» В. Белова).

Писатели показали несовершенство, неустроенность повседневной жизни героев, несправедливость, чинимую над ними, их полную беззащитность, что не могло не привести к вымиранию русской деревни. «Тут ни убавить, ни прибавить. Так это было на земле», - скажет об этом А. Твардовский. Красноречива «информация к размышлению», содержащаяся в «Приложении» к «Независимой газете» (1998, 7): «В Тимонихе, родной деревне писателя Василия Белова, умер последний мужик Степанович Цветков.

Ни одного мужика, ни одной лошади. Три старухи».

А чуть раньше «Новый мир» (1996, 6) опубликовал горькое, тяжелое размышление Бориса Екимова «На распутье» со страшными прогнозами: «Нищие колхозы проедают уже завтрашний и послезавтрашний день, обрекая на еще большую нищету тех, кто будет жить на этой земле после них Деградация крестьянина страшнее деградации почвы. А она - налицо».

Подобные явления позволили говорить о «России, которую мы потеряли». Вот и «деревенская» проза, начавшаяся с поэтизации детства и природы, кончилась сознанием великой утраты. Не случаен же мотив «прощания», «последнего поклона», отраженный и в названиях произведений («Прощание с Матерой», «Последний срок» В. Распутина, «Последний поклон» В. Астафьева, «Последняя страда», «Последний старик деревни» Ф. Абрамова), и в главных сюжетных ситуациях произведений, и предчувствиях героев. Ф. Абрамов нередко говорил, что Россия прощается с деревней как с матерью.

Чтобы высветить нравственную проблематику произведений «деревенской» прозы,

Поставим перед одиннадцатиклассниками такие вопросы:

Какие страницы романов и повестей Ф. Абрамова, В. Распутина, В. Астафьева, Б. Можаева, В. Белова написаны с любовью, печалью и гневом?

Почему первопланным героем «деревенской» прозы стал человек «трудолюбивой души»? Расскажите о нем. Что тревожит, беспокоит его? Какие вопросы задают себе и нам, читателям, герои Абрамова, Распутина, Астафьева, Можаева?

«ДЕРЕВЕНСКАЯ» ПРОЗА 60-80-х годов

Понятие «деревенская» проза появилось в начале 60-х годов. Это одно из наиболее плодотворных направлений в нашей отечественной литературе. Оно представлено многими самобытными произведениями: «Владимирские проселки» и «Капля росы» Владимира Солоухина, «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы» Василия Белова, «Матренин двор» Александра Солженицына, «Последний поклон» Виктора Астафьева, рассказы Василия Шукшина, Евгения Носова, повести Валентина Распутина и Владимира Тендрякова, романы Федора Абрамова и Бориса Можаева. В литературу пришли сыновья крестьян, каждый из них мог сказать о себе те самые слова, которые написал в рассказе «Угощаю рябиной» поэт Александр Яшин: «Я есть сын крестьянина… Меня касается все, что делается на этой земле, на которой я не одну тропку босыми пятками выбил; на полях, которые еще плугом пахал, на пожнях, которые исходил с косой и где метал сено в стога».

«Я горжусь тем, что я вышел из деревни», - говорил Ф. Абрамов. Ему вторил В. Распутин: «Я вырос в деревне. Она меня вскормила, и рассказать о ней - моя обязанность». Отвечая на вопрос, почему он пишет в основном о деревенских людях, В. Шукшин сказал: «Я не мог ни о чем рассказывать, зная деревню… Я был здесь смел, я был здесь сколько возможно самостоятелен». С. Залыгин в «Интервью у самого себя» писал: «Я чувствую корни своей нации именно там - в деревне, в пашне, в хлебе самом насущном. Видимо, наше поколение - последнее, которое своими глазами видело тот тысячелетний уклад, из которого мы вышли без малого все и каждый. Если мы не скажем о нем и его решительной переделке в течение короткого срока - кто же скажет?»

Не только память сердца питала тему «малой родины», «милой родины», но и боль за ее настоящее, тревога за ее будущее. Исследуя причины острого и проблемного разговора о деревне, который вела литература в 60-70-е годы, Ф. Абрамов писал: «Деревня - это глубины России, почва, на которой выросла и расцвела наша культура. Вместе с тем научно-техническая революция, в век которой мы живем, коснулась деревни очень основательно. Техника изменила не только тип хозяйствования, но и самый тип крестьянина… Вместе со старинным укладом уходит в небытие нравственный тип. Традиционная Россия переворачивает последние страницы своей тысячелетней истории. Интерес ко всем этим явлениям в литературе закономерен… Сходят на нет традиционные ремесла, исчезают местные особенности крестьянского жилища, которые складывались веками… Серьезные потери несет язык. Деревня всегда говорила на более богатом языке, чем город, сейчас эта свежесть выщелачивается, размывается…»

Деревня представилась Шукшину, Распутину, Белову, Астафьеву, Абрамову воплощением традиций народной жизни - нравственных, бытовых, эстетических. В их книгах заметна потребность окинуть взглядом все, что связано с этими традициями, и то, что их ломало.

«Привычное дело» - так названа одна из повестей В. Белова. Этими словами можно определить внутреннюю тему многих произведений о деревне: жизнь как труд, жизнь в труде - привычное дело. Писатели рисуют традиционные ритмы крестьянских работ, семейные заботы и тревоги, будни и праздники. В книгах много лирических пейзажей. Так, в романе Б. Можаева «Мужики и бабы» обращает на себя внимание описание «уникальных в мире, сказочных заливных приокских лугов», с их «вольным разнотравьем»: «Любил Андрей Иванович луга. Это где еще на свете имеется такой же вот божий дар? Чтоб не пахать и не сеять, а время подойдет - выехать всем миром, как на праздник, в эти мягкие гривы да друг перед дружкой, играючи косой, одному за неделю намахать духовитого сена на всю зиму скотине… Двадцать пять! Тридцать возов! Если и ниспослана русскому мужику благодать божья, то вот она, здесь, перед ним расстилается, во все стороны - глазом не охватишь».

В главном герое романа Б. Можаева открывается самое сокровенное, то, что писатель связывал с понятием «зов земли». Через поэзию крестьянского труда он показывает естественный ход здоровой жизни, постигает гармонию внутреннего мира человека, живущего в ладу с природой, радующегося ее красоте.

Вот еще одна подобная зарисовка - из романа Ф. Абрамова «Две зимы и три лета»: «…Мысленно беседуя с детьми, угадывая по следам, как они шли, где останавливались, Анна и не заметила, как вышла к Синельге. И вот он, ее праздник, ее день, вот она, выстраданная радость: пряслинская бригада на пожне! Михаил, Лиза, Петр, Григорий…

К Михаилу она привыкла - с четырнадцати лет за мужика косит и равных ему косарей теперь во всем Пекашине нет. И Лизка тоже ведет прокос - позавидуешь. Не в нее, не в мать, в бабку Матрену, говорят, ухваткой. Но малые-то, малые! Оба с косками, оба бьют косками по траве, у обоих трава ложится под косками… Господи, да разве думала она когда-нибудь, что увидит эдакое чудо!»

Писатели тонко чувствуют глубинную культуру народа. Осмысляя его духовный опыт, В. Белов подчеркивает в книге «Лад»: «Работать красиво не только легче, но и приятнее. Талант и труд неразрывны». И еще: «Для души, для памяти нужно было построить дом с резьбою, либо храм на горе, либо сплести такое кружево, от которого дух захватит и загорятся глаза у далекой праправнучки.

Потому что не хлебом единым жив человек».

Эту истину исповедуют лучшие герои Белова и Распутина, Шукшина и Астафьева, Можаева и Абрамова.

В их произведениях нужно отметить и картины жестокого разорения деревни, сначала во время коллективизации («Кануны» В. Белова, «Мужики и бабы» Б. Можаева), потом в годы войны («Братья и сестры» Ф. Абрамова), в годы послевоенного лихолетья («Две зимы и три лета» Ф. Абрамова, «Матренин двор» А. Солженицына, «Привычное дело» В. Белова).

Писатели показали несовершенство, неустроенность повседневной жизни героев, несправедливость, чинимую над ними, их полную беззащитность, что не могло не привести к вымиранию русской деревни. «Тут ни убавить, ни прибавить. Так это было на земле», - скажет об этом А. Твардовский. Красноречива «информация к размышлению», содержащаяся в «Приложении» к «Независимой газете» (1998, № 7): «В Тимонихе, родной деревне писателя Василия Белова, умер последний мужик Фауст Степанович Цветков.

Ни одного мужика, ни одной лошади. Три старухи».

А чуть раньше «Новый мир» (1996, № 6) опубликовал горькое, тяжелое размышление Бориса Екимова «На распутье» со страшными прогнозами: «Нищие колхозы проедают уже завтрашний и послезавтрашний день, обрекая на еще большую нищету тех, кто будет жить на этой земле после них… Деградация крестьянина страшнее деградации почвы. А она - налицо».

Подобные явления позволили говорить о «России, которую мы потеряли». Вот и «деревенская» проза, начавшаяся с поэтизации детства и природы, кончилась сознанием великой утраты. Не случаен же мотив «прощания», «последнего поклона», отраженный и в названиях произведений («Прощание с Матерой», «Последний срок» В. Распутина, «Последний поклон» В. Астафьева, «Последняя страда», «Последний старик деревни» Ф. Абрамова), и в главных сюжетных ситуациях произведений, и предчувствиях героев. Ф. Абрамов нередко говорил, что Россия прощается с деревней как с матерью.

Чтобы высветить нравственную проблематику произведений «деревенской» прозы, поставим перед одиннадцатиклассниками такие вопросы: - Какие страницы романов и повестей Ф. Абрамова, В. Распутина, В. Астафьева, Б. Можаева, В. Белова написаны с любовью, печалью и гневом? - Почему первопланным героем «деревенской» прозы стал человек «трудолюбивой души»? Расскажите о нем. Что тревожит, беспокоит его? Какие вопросы задают себе и нам, читателям, герои Абрамова, Распутина, Астафьева, Можаева?